Голос крови

Всякое ожидание томительно, но ожидание противника, с которым предстоит встретиться в смертельной схватке, выматывает вдвойне. Поэтому Волынский, заметив парня в кожаной курточке, понаблюдав за ним и придя к выводу, что это именно тот человек, которого они ждут, с явным облегчением вздохнул. Теперь предстояла работа, сложная, крайне опасная, но, как ни странно, любимая. Этой работой он занимался много лет, скучал, когда ее долго не было, и, выполняя ее, испытывал почти физическое наслаждение.

Стрелять «по-македонски» и «качать маятник» Волынского учил в лагерях Федор Ильич Таганцев, старый, но еще крепкий, бритоголовый, чтобы курсанты не знали, что он сед как лунь, опытный контрразведчик, которому довелось служить еще в СМЕРШЕ[2], созданном в Великую Отечественную войну лично товарищем Сталиным, и на счету которого числилось более сорока задержаний особо опасных гитлеровских преступников.

Первым делом Таганцев помог выбрать Волынскому оружие. Сказал:

— Это так же сложно, как подыскать себе верную и преданную жену. Угадаешь — будешь счастлив всю жизнь, нет — запрыгаешь по кочкам.

Путем долгих проб Волынский выбрал девятимиллиметровый семнадцатизарядный полицейский пистолет «глок» и палил из него до одурения. И днем, и ночью. Когда достиг совершенства — научился бить влет подбрасываемые консервные банки, Таганцев вручил ему второй пистолет.

— Теперь начнем учиться стрелять «по-македонски», то есть на ходу из двух пистолетов по движущейся цели. Что здесь главное?

Волынский благоразумно промолчал. А Таганцев, глянув на него как на придурка, оскалился:

— Глаза! Теперь стреляй не через прицел, а глазами. Глаз видит, рука делает…

Через пару недель Волынский овладел и этим искусством — валил бегущих кабанов в тире с такой же быстротой и ловкостью, с какой дикая кошка ловит полевых мышей.

— А теперь представь, что это не кабан, а самый натуральный фашист, — сказал Таганцев, насмешливо улыбаясь. — Он хорошо вооружен, прошел спецподготовку и после встречи с тобой имеет огромное желание сходить в ресторанчик и съесть кусок мяса с кровью. У тебя желание, естественно, такое же. Поэтому ты должен победить. Но, чтобы в такой ситуации победить, необходимо научиться «качать маятник» — упреждая каждый выстрел, идти на противника вразножку, приседая и покачиваясь из стороны в сторону. Понял?

— Понял.

— Давай попробуем. — Таганцев встал в боевую стойку, в руках у него оказались невесть откуда взявшиеся пистолеты. — Бери меня!

Волынский вскинул «глок» и… замер, боясь пошевелиться: вокруг его головы засвистели пули-пчелы. И свистели до тех пор, пока Таганцев не приблизился и не выбил из его рук оружие.

— Ты будешь проигрывать до тех пор, пока не научишься презирать смерть, — рассмеялся Таганцев. — Это не так уж сложно. Для этого ты обязан захватить инициативу и внушить, доказать противнику, что он в этом мире — клоп, тварь, ничтожество! Докажешь — он твой. Тогда и бери его. Живьем! Мы, волкодавы, для того и существуем, чтобы брать гадов живьем и тут же, не давая опомниться, прокачивать — заставить говорить. Понял?

Волынский помянул своего учителя добрым словом, прислушался и, уловив звук приближающихся шагов, вытащил и приготовил к бою пистолеты.

Громко и мелодично пропел звонок:

— Кто там? — почти сразу же отозвался старик Макашевич.

— Вам телеграмма, — ответил киллер. — Международная.

— Из Америки?

— Да.

— Молодой человек, из Америки мне обычно звонят.

«А ты парень не промах». — Волынский мысленно аплодировал старику.

— На этот раз вам прислали телеграмму, — продолжал гнуть свою линию киллер. — Могу зачитать.

— Сделайте одолжение.

Киллер вытащил из-за пояса «Макаров» с глушителем. Он, очевидно, решил стрелять сквозь дверь.

— Вы слушаете?

Больше терять было нельзя ни секунды.

— Слушаю! — громко, так, что по подъезду прокатилось эхо, гаркнул Волынский.

Киллер обернулся и увидел что-то немыслимое, с чем никогда в своей жизни он не сталкивался: с площадки третьего этажа спускалось ему подобное, спускалось и раскачивалось, раскачивалось и палило из двух стволов. Это было до того жуткое зрелище, что киллер не выдержал — попятился и от испуга нажал спусковой крючок. Неудачно! Этот чертов орангутанг, продолжая раскачиваться, неумолимо приближался. И стрелял. Пули рвали одежду, обжигали кожу, одна из них ударила в плечо, и он, выронив пистолет, буквально влетел в стену, тут же получил еще один удар — стволом в солнечное сплетение, согнулся пополам и сполз на пол.

— Борис Николаевич, вы гений! — крикнул Коля, награжденный за мужество и отвагу. Он в два прыжка одолел пролет, заломил киллеру руки, надел наручники.

— Шофера взяли? — спросил Волынский.

— Вроде да.

— Что значит «вроде»? — Волынский, перепрыгивая через две ступеньки, бросился к выходу. Но торопился он зря. Осинец все сделал грамотно. Как только раздались первые выстрелы, он перекрыл дорогу «жигуленку», выхватил пистолет и, открыв дверь, взял водителя на мушку.

— Руки за голову!