Голос крови. Антология

После в блокноте доктор Триген записывает: «Слезы прозрачные, на вид обычные». Со следующей строки добавляет: «Тактипьно изменение тканей внутри объекта не определяется», но тут же зачеркивает размашисто, пока последний завиток букв не скрывается под сплошными линиями.

***

Некоторые клетки делятся, взаимодействуют со средой, меняются за то время, пока разглядываешь их под микроскопом. Часть этой клетки была мертва еще до попадания на стекло.

— Нестойкий фермент? — Пехов цокает языком и отстраняется от окуляра. В задумчивости елозит по лицу широкой ладонью. Антона равно мутит после вчерашнего спирта и от сосредоточенности доктора Тригека, с которой тот вбивает цифры в таблицы для отчета.

Как можно методично и скрупулезно заполнять журнал, если под микроскопом это?

— Да, — бросает доктор Триген, не отвлекаясь.

— Умирает сразу?

— Да.

— То есть…

Вопросам не будет конца, поэтому доктор Триген отвлекается от заполнения журнала, чтобы разъяснить все и сразу.

— Фермент вырабатывается в гипофизе в пассивной форме. Это его нормальное состояние. У вампиров фермент активен. Когда активный фермент сталкивается в естественной для него среде с пассивным, пассивный активизируется. Дальше — цепная реакция.

— А что насчет хочешь — не хочешь? Думаешь, мозги пудрила?

— Нет. Они так считают. Желание не измерить и не доказать, это удобный критерий. Заражение возможно только кровь в кровь, — доктор Триген возвращается к таблицам и, уже вбивая очередное значение в графу, добавляет: — Более того — кусать не обязательно.

— Погоди. Выходит, когда-то самый первый вампир-мутант-Урод Генетический случайно во время каких-нибудь любовных игрищ обратил свою подружку… надеюсь — подружку… и принял за способ? Укусы — просто ритуал? Вот ведь срань Господня! А все так зациклились…

— Потому в мозге и не искали.

Обычно медикаментозный запах лаборатории ничем не перебьешь, но Пехов вчера, действительно перестарался с алкотерапией. Его широкоформатное тело потеет и кренится, требует от хозяина отдыха вместо разглядывания трупика биобомбы. Только врожденное чутье (которое не пропьешь, не проиграешь в карты) удерживает на стуле, пока чувство выполненного долга не успокоит совесть.

— Хорошо, что ты это сразу не нашел, — хмуро басит Пехов, отодвигаясь от стола. Слышать от него подобное непривычно и странно, будто его подменили.

— Мы могли бы спасти Михаила.

— Вот этим? Доктор Триген, ты все-таки псих. Пехов машет рукой и тянется за своей курткой.

— Не отправляй результаты, — просит он с порога. — Хотя бы подумай, прежде чем отправлять.

Доктор Триген игнорирует просьбу. На экране ноутбука почти заполненный отчет, в перспективе — очередная научная премия и академические привилегии. Совсем неплохо для его возраста. А цена — дело десятое.

Или нет?

Пока он орудует механическими руками внутри бокса, тварь молчит. Ее глаза закрыты, будто веками можно отгородиться.

— У тебя губа кровоточила, когда кровью поили? Тварь улыбается так, что выглядывают клыки.

— Это был самый обалденный поцелуй в моей жизни.

— Как говорил пророк Карвек: «Самые лакомые удовольствия укорачивают нашу жизнь, оставаясь в прошлом, ибо наша жизнь и есть — те самые удовольствия».

— А кто такой пророк Карвен? — Тварь поворачивается лицом к пульту и открывает глаза. — Ты его все время цитируешь, а я даже не в курсе, что за философ. Из новомодных, поди? Никогда раньше про него не слышала.

Некоторое время доктор Триген молчит, убрав руки с пульта. Затем отвечает:

— Он пророк. Из сериала про тюрьму. По восьмому кабельному показывают.

— Ты смотришь сериалы? — смеется тварь. Беззлобно, с искренней, будто с дружеской жалостью. — Так вот что с твоим мизинцем случилось, о кнопки пульта стер. Бедня-а-ажечка.

— Нет, кислотой обжег.

— Жуть какая. А операцию на глазах давно сделал?

— Что?

— Операцию по восстановлению зрения. Ты щуришься, как близорукий, а очки и линзы не носишь, значит, операцию делал. Давно?

— В пятнадцать лет, — отвечает доктор Триген и подъезжает на кресле вплотную к боксу.

— Выходит, по голове бить нельзя. А то глаза вытекут, как же ты меня мучить-то будешь?

Тварь улыбается открыто, чуть ли не весело, но вдруг отворачивается и прикусывает нижнюю губу. Она сжимает кулаки, и острые оранжевые ногти оставляют на прочной коже белые вмятины.

— Я ничего не успела, — тонко всхлипывает тварь, но тут же берет себя в руки. — Когда получаешь вечность, кажется, что успеешь все-все-все. Будто проживешь несколько жизней. Успеешь побыть и актрисой, и певицей, и моделью. Не надо зарабатывать деньги, заморачиваться на жилье, на возрасте, никакого такого дерьма, только свобода. Ну и жажда, естественно. — Тварь облизывает губы, шумно сглатывает, словно одно упоминание крови пробудило голод. — Это я так до обращения считала. А когда меня укусили… Сначала ломки, привыкание, поиск постоянных источников крови, чтобы не охотиться каждый вечер. И эти новые жизни как-то отодвигались. Я все отмазывалась, мол, вот устаканится, тогда… Теперь нету этого «тогда». Да и не было бы, наверное.

— Сама виновата— рубит доктор Триген.