Голос Лема

Небо потемнело, и наступила ночь, освещаемая лишь скупым блеском развешанных тут и там фонарей. На этом романтическом фоне произошло мое первое настоящее приключение, с тех пор как мы высадились на Луну. И вот, когда я так шел с бутылкой в руке и плащом, переброшенным через плечо, достойно, как пристало чужеземному князю, на моем пути стал индивид, принадлежащий к той особенной разновидности лесельчан, представителей которой мне довелось увидеть на сцене местного театра. Буйная заросль венчала верхушку существа, а кору украшали привлекательные крапинки любопытной фактуры. Лесельчанин особенным жестом протянул одну из своих богато покрытых листвой ветвей, после чего обратился ко мне мелодичным голосом:

— Погладить?

— Слушаю? — ответил я вежливым вопросом.

— Хочешь глажу-глажу?

Широко разведя ладони, я одарил встреченного лунянина искренней, но экономной улыбкой.

— Кажется, я не очень понимаю, что вы предлагаете…

— Глажу-глажу? Погладить? — продолжал он, сильно жестикулируя, а я по-прежнему не понимал, о чем идет речь. — Хочешь поветвиться? Увлажниться? Посочиться? Закорошипиться?

Наверное, я выглядел совсем растерянным, потому что лесельчанин опустил веточки и затряс кроной так, что с нее полетели листья.

— Тянем корень, антракноз тебя побери! — сочно выругался он. — Хочешь всадить кол в дупло или нет?

Я отпрыгнул от него, прикрываясь плащом.

— Загвоздка в том, — защищался я, — что я здесь лишь турист, и у меня совершенно нет времени…

Ничего лучше в создавшейся ситуации я придумать не смог. Быстренько отвернувшись, я направился в противоположную сторону, выбирая новый путь, вниз по темной улочке. Терпеклес весело зашипел и сразу разговорился, но говорил так не к делу, что я позволю себе пропустить его ничего не стоящие выводы и сразу перейти к следующему приключению, которое разыгралось чуть позже.

Мы углубились в район ушедшей в прошлое красоты. Дома казались поблекшими, сухие листья трещали под подошвами, на стенах и бордюрах виднелись наросты старой живицы. В запущенных воротах и переулочках толпились лесельчане другой разновидности, их я тоже видел раньше. В общем, они напоминали только что встреченного необструганного лунянина, но отличались от него отвратительно запаршивевшей корой и небритым мхом, рахитичностью ветвей и вульгарностью вздутых сучков. Хилые корни подгибались под кривыми пнями, а на листьях нездорового цвета можно было заметить отвратительные лишаи. Затем один за другим они начали приближаться ко мне, грозно кивая неухоженными кронами, торчащими в разные стороны, так что мурашки побежали у меня по хребту. Даже сидящий в бутылке Терпеклес утратил на минуту прозрачность.

Один из них перекрыл мне дорогу:

— Заблудился, мякиш?

Я ответил, что все в порядке, и я благодарю за помощь. Но их собралась целая толпа, и эти подувядшие дылды окружили меня со всех сторон.

— Это не безопасная улица для такого шикарного чужеземца, — любезно заметил один из них. — Тут могут причинить кривду такому господину. Злодеи все листочки оборвут, а то и кору сдерут. Могут господину и живицу пустить…

— Благодарю за предупреждение. Прошу меня извинить, уважаемые, но мне надо идти…

— Не торопись. Постой немного. А что у тебя за пазухой? Бутылочка?

Может, я еще не вспоминал об этом, но природа одарила меня чрезвычайной наблюдательностью, а сверх того — исключительной бдительностью, поэтому я вовремя заметил, что меня поджидают крупные неприятности. Благодаря унаследованным от предков умениям в рукопашных схватках и небывалой ловкости я смог предпринять ряд удачных и результативных действий, приведших к победе над нападающими, а поскольку я не люблю дешевой похвальбы, позволю себе опустить детали этой стычки; достаточно того факта, что я вышел из боя со щитом и без единой царапины, что может походить на чудо, учитывая, какие острые ветки мне пришлось выкручивать в поте лица, какую жесткую кору отбивать кулаками и какие затвердевшие корни подсекать точными пинками, чтобы выйти из схватки целым и невредимым. После всего этого даже джинн поздравил меня с отвагой и сноровкой в бою.

Когда спал боевой пыл, и Терпеклес вернулся в свою бутылку, мы поспешно направились в центр Древограда, где застройка росла пышнее, а свет лампионов мягко разливался по околице, что поначалу подняло мне настроение. Каким же было мое удивление, когда я увидел на улицах толпы лесельчан (на этот раз обыкновенных, ровно и чисто отесанных) с кистями и ведрами, полными краской, каждый из которых выписывал на стенах различного рода лозунги, призывы и явные оскорбления, направленные — если меня не подвело зрение — против их покрытых листвой родственников. Чего там только не было… «Шероховаты психопаты! Вон!», «Оборвать ветки!», «Бог ненавидит листья», «Позор пятнам на коре», «Нет ничего БОЛЕЕ ужасного, чем его уродливая кора», «Цветнокоровцам наше решительное НЕТ!», «Древоград только для настоящих лесельчан!», «Шероховатое и пятнистое — на Землю!», «На деревьях, вместо листьев, висеть будут пятнисты».