Инспектор знал, что здешние края время от времени потряхивает, но переживать подобное лично ему ранее не доводилось. В отчетах, что проходили через его руки, говорилось о крайне редких случаях разрушений, а уж тем более человеческих жертв во время этих землетрясений, но ему все равно стало немного не по себе, когда пол под ногами вдруг начал гулять, словно палуба корабля на хорошей волне.
Тем не менее, Голстейну хватило выдержки, чтобы сохранить трезвость ума и не мчаться в панике к выходу. Тем более в одних трусах. Боевым генералам подобное малодушие не к лицу.
Суматоха за окном довольно скоро улеглась, и он вернулся под одеяло, где еще некоторое время ворочался на комковатом матрасе, гадая, насколько правильно поступил, отклонив приглашение губернатора.
В городской ратуше, помимо всего прочего, имелось более чем достаточно гостевых комнат, что обеспечивали куда больший комфорт, нежели каморка в городской гостинице. Они были и просторней, и светлей, и чище, да и матрасы в тамошних кроватях не походили на мешок со свеклой. Тем не менее, Голстейн предпочел остановиться в стандартном номере.
Он хотел ближе пообщаться с местными жителями, прочувствовать их настроения, выведать, что они думают об Империи и Братьях. Хотя Моккейли его и отговаривал, сокрушаясь о том, что слишком близкое общение с некоторыми городскими обитателями вполне может закончиться ножом под ребрами.
Ну, насчет ножа это мы еще посмотрим, а вот с уровнем комфорта дела тут обстояли и в самом деле неважно.
Утром Голстейн проснулся довольно поздно, неторопливо и обстоятельно умылся и, надев легкую рубашку, спустился вниз, в столовую, чтобы позавтракать. Другие постояльцы, основная часть которых прибыла с караваном, уже давно разбежались по своим делам, а потому он оказался единственным посетителем, которого в итоге обслуживал сам хозяин заведения.
Трактирщик держал себя с Инспектором подчеркнуто тактично и вежливо, умудряясь, тем не менее, ясно дать понять, что ведет себя так исключительно в силу служебной необходимости. В его голосе постоянно присутствовала определенная сухость, а тарелка, что он поставил перед Голстейном, ударилась о столешницу заметно громче обычного.
– Приятного аппетита! – буркнул хозяин таким тоном, что фраза прозвучала как пожелание поскорее отравиться и сдохнуть.
– Что не так, уважаемый? – Голстейн вооружился ножом и вилкой, склонившись над поданным блюдом. – Откуда в вас столько желчи?
– А как, по-вашему, я должен относиться к человеку, ответственному за смерть нескольких десятков моих соотечественников? Или, думаете, я не знаю, что вы –
Голстейн, не выпуская вилки, поднял взгляд и некоторое время пристально смотрел на трактирщика, отчего тот вдруг обмяк, съежился, и даже его пышные усы, казалось, безвольно обвисли.
– Вы, как я погляжу, сейчас не особо заняты, – заметил Инспектор и кивнул на табурет по другую сторону стола. – Думаю, у вас найдется для меня пара минут. Присядьте, пожалуйста, будьте так любезны.
Подождав, пока трактирщик перестанет грозно хмурить брови и все же последует его совету, Голстейн заговорил снова.
– Во-первых, я искренне сожалею о гибели ваших близких, – его собеседник вспыхнул и уже собирался выдать ему гневную отповедь, но холодный взгляд генерала заставил его захлопнуть уже открытый, было, рот. – Меня, как человека военного, всегда огорчают
– Они погибли, защищая свою родину от вашей Империи! – прорычал трактирщик, восстановив утраченное самообладание. – Или вы считаете глупостью патриотизм и желание отстоять свою землю от чужаков?!
– Хм, – Голстейн демонстративно неторопливо отправил в рот очередной кусок бифштекса и некоторое время молчал, сосредоточенно его пережевывая. – По моему убежденному мнению, патриот – это тот, кто желает своей земле и своим соотечественникам лучшей, более счастливой доли. Ради такого и жизнь отдать не жалко, по себе знаю. Я прав?
– Именно поэтому никто не вправе указывать, как нам строить свою жизнь, и каким богам молиться! Мы – свободные люди, и хотим сами определять свою судьбу, без чужих советов!