Голос с острова Святой Елены

После того как я напомнил губернатору о том, что я в некоторой степени несу ответственность перед министрами за любые неблагоприятные впечатления, которые могут возникнуть у Наполеона по поводу обращения с ним на острове, его превосходительство принялся, как обычно, выспрашивать у меня подробности моих разговоров с Наполеоном. Я в мягкой форме обратил внимание губернатора на специфическую сложность моего положения и на существующую неуместность и, более того, на невозможность раскрытия всей той информации, которого он требует от меня. В ответ на мой демарш сэр Хадсон заявил, что он понимает специфическую сложность моего положения, но в то же время мне следует предоставлять ему, и только ему, полнейшую и подробнейшую информацию о том, что и как говорит генерал Бонапарт, особенно об используемых им оскорбительных эпитетах. Ему необходимо знать всё, что происходит в Лонгвуде.

А я, будучи человеком, который так много и часто общается с генералом Бонапартом, по мнению губернатора, менее подвержен влиянию Наполеона, чем могли бы быть подвержены девяносто девять человек из ста. Моё положение представляет собой огромную важность и оно именно таково, используя которое я могу оказать большие услуги. Абсолютное молчание в беседах с кем-либо, за исключением его, губернатора, относительно того, что происходит в Лонгвуде, является настоятельной необходимостью и, более того, основным требованием в моей службе.

Затем его превосходительство сообщил мне (для того, как он сказал, чтобы продемонстрировать то высокое мнение, которое он имеет в отношении меня), что «он безо всяких колебаний готов информировать меня о том, что за деятельностью полномочных представителей союзнических держав следует присматривать с большим недоверием; что они в действительности шпионят за всем и всеми и только хотят что-нибудь вытянуть из меня, чтобы сообщить об этом своим императорским дворам; что мне нужно стараться вести себя с ними очень осторожно, так как, по всей вероятности, они сообщают своим хозяевам всё то, что я рассказываю им, как это они уже сделали, передав ему (губернатору) суть моей беседы с ними; в качестве доказательства этого губернатор напомнил мне о разговоре, который я имел с бароном Штюрмером в «Колониальном доме» 21 октября 1816 года, добавив при этом, что он удовлетворён тем, что я был осторожен в своих ремарках. Губернатор также заявил, что он написал письмо лорду Батхерсту, в котором очень благожелательно отозвался обо мне и внёс предложение о повышении моего жалованья до 500 фунтов стерлингов ежегодно».

После этого его превосходительство известил меня о том, что он получил письмо от молодого Лас-Каза, адресованное мне, которое перешлёт мне.

В тот же вечер я получил вышеупомянутое письмо в пакете, содержавшем также письмо генералу Гурго от его матери. В сопроводительной записке, вложенной в пакет, сэр Хадсон Лоу поручил мне передать это письмо генералу Гурго.

28 февраля. Наполеон провёл почти бессонную ночь. Встал с постели в пять утра и отправился в бильярдную комнату. Обнаружил его лежащим на диване. Выглядел он мрачным, пребывая в дурном настроении. Поздоровался со мной слабым голосом. Передал ему экземпляр портсмутской газеты от 18 ноября прошлого года. Прочитал в газете статью с замечаниями по поводу вероятного вреда, который будет нанесён интересам Франции свадьбой императора Австрии и принцессы Баварии, и с выводами о том, что он, Наполеон, воспрепятствовал бы этому брачному союзу даже тогда, когда при нём Франция была в расцвете сил. Наполеон подтвердил: «Это верно, я опасался последствий союза между двумя царствовавшими домами. Именно это сейчас этот союз и демонстрирует. Находясь под властью Бурбонов, Франция никогда не будет в рядах крупнейших держав. Теперь её нечего опасаться, она всегда будет слабой державой, пока во главе её этот королевский дом глупцов».