Голос с острова Святой Елены

10 марта. Наполеон пребывает в хорошем расположении духа. Мы побеседовали о книге Уордена. Я завёл разговор о том месте в книге, которое касается физиономии губернатора, и об ответе Уордена, что лицо госпожи Лоу ему нравится больше. Наполеон расхохотался и сказал: «Насколько я помню, такой разговор был. Но я высказался об этом в гораздо более резкой форме, чем это описано Уорденом. Моя точная характеристика физиономии губернатора приводится в дневнике Лас-Каза».

Затем я спросил его, какое мнение он составил о книге Уордена. Наполеон ответил: «В своей основе книга правдива, но он плохо понимал то, что ему говорили; в книге немало ошибок, которые возникли в связи с тем, что ему плохо объясняли: Уорден не понимает французского языка. Он не прав, когда заставляет меня говорить в той манере, к которой он сам привык. Так, вместо того, чтобы заявить, что сказанное ему передавалось с помощью переводчика, он передает весь свой рассказ так, словно я говорил с ним всё время напрямик и словно он мог понимать меня; в результате он вкладывает в мои уста выражения, недостойные меня и не в моём стиле. Любой человек, знающий меня, сразу же увидит, что это не мой стиль. В действительности, большинство того, что он услышал через переводчика, а это составляет большую часть книги, более или менее неправильно. Он пишет, что Массена брал штурмом деревню Эслинг тринадцать раз, что, если книга будет переведена на французский язык, заставит каждого французского офицера, знакомого с ходом этого сражения, рассмеяться, так как Массена в течение всей этой акции именно в этом месте сражения не был. То, что он пишет о пленниках, взятых у Яффы, также неправильно, так как их сопровождали на протяжении двенадцати лье в направлении Багдада, а не в направлении Назарета. Около Алжира находились мавры, а не коренные жители страны, которую он упоминает. Он неправ, когда заявляет, что я предложил дать больным солдатам опиум, я не предлагал этого. Вначале это предлагалось военными врачами. Он ошибается, когда объясняет причину, в силу которой я хотел, чтобы Райт оставался живым. Главной причиной этого, и это можно доказать, как я вам уже рассказывал, было то, что, в соответствии с показаниями Райта, именно NN дал указание убийцам, нанятым графом д’ Артуа, высадиться на берег Франции, чтобы убить меня. Причина моего отношения к Райту была вызвана его собственными показаниями на суде в присутствии послов дружественных мне держав. Сейчас смерти Райта придаётся некоторый ореол. Он же предпочёл покончить свою жизнь самоубийством, чтобы не скомпрометировать своё правительство.

Герцог Энгиенский должен был приехать в Париж, чтобы оказать помощь убийцам. Герцог де Берри также должен был высадиться в определённом месте в Пикардии для того, чтобы поднять восстание и организовать убийства. Я получил информацию об этом, и в то место был направлен Савари, чтобы арестовать де Берри. Если бы его схватили, его бы немедленно расстреляли. Он был на борту английского корабля, который близко подошёл к берегу, но определённый сигнал, о котором заранее была договорённость, не был подан из Бевиля. Де Берри испугался, и корабль с ним отплыл от берега. Место, где они должны были высадиться, называлось «Скалы Бевиля», около Дьеппа у крутого обрыва, на верх которого люди были вынуждены взбираться с помощью канатов. Это место ими было выбрано с учётом того, что им, вероятнее всего, не могли помешать офицеры таможни.

Граф д’ Артуа и герцог де Берри всегда старались добиться моего убийства. Думаю, что Людовик не был причастен к этому. Они думали, как я полагаю, что свободны совершать попытки убить меня столько раз, сколько им вздумается, и причём безнаказанно. Будучи главой французского правительства, в соответствии с законами политики и законами природы, я должен был иметь все основания для того, чтобы добиваться в ответ устранения своих врагов: и это для меня не представляло никакого труда.

Вскоре после Маренго, — продолжал Наполеон, — Людовик написал мне письмо, которое мне было передано аббатом Монтескью. В письме Людовик писал, что я слишком долго решаю вопрос о его восстановлении на троне; что без него Франция не сможет чувствовать себя счастливой; так же как и слава страны не может быть полной без меня; что мы оба необходимы Франции; письмо он закончил тем, что попросил меня выбрать всё то, что я посчитаю нужным, что бы было мне пожаловано при условии, если я восстановлю его на троне. Я отправил ему очень вежливый ответ, заявив, что очень сочувствую всем его невзгодам и бедам его семьи и готов сделать всё возможное, чтобы облегчить его положение, и что я заинтересован в том, чтобы обеспечить его и его семью соответствующим доходом, но что он может отказаться от мысли когда-либо вернуться во Францию в качестве монарха, так как это невозможно будет осуществить без того, чтобы не перешагнуть через тела пятисот тысяч французов.