Голос с острова Святой Елены

Я высказался в том смысле, что, хотя Англия сейчас переживает бедственное положение, но волнения в стране охватили низшие классы, и волнения закончатся тогда, когда несколько их зачинщиков повесят. Наполеон ответил: «Это, может быть, и так, г-н доктор, но вы должны считаться с тем, что сброд, как вы называете тех людей из низшего класса, составляет основную массу народа. Именно этот сброд, а не знать, формирует нацию. Когда придёт его день, то он более не станет сбродом. Он будет тогда называться нацией.

Если это не так, то почему некоторых из числа сброда предают смертной казни, а в целом представителей сброда называют канальями, бунтовщиками, грабителями и т. д.? Так уж устроен весь мир».

Затем я спросил Наполеона, правда ли, как об этом говорилось, что однажды он подвергся опасности быть взятым в плен казаками. «Если память мне не изменяет, — ответил Наполеон, — в сражении при Бриенне около двадцати или двадцати пяти уланов, но не казаков, обошли фланги моей армии и попытались атаковать артиллерийскую часть. День подходил к концу и уже начало темнеть. Каким-то образом они случайно наткнулись на меня и членов моего генерального штаба. Увидев нас, они порядком растерялись и не знали, что делать. Они, однако, не знали, кто был я, но и я, в свою очередь, какое-то время не отдавал себе отчёта в том, кто эти люди. Я посчитал, что это отряд из моих войск. Однако Коленкур понял, кто именно эти всадники, и крикнул мне, что мы среди врагов. В этот момент наткнувшиеся на нас уланы, видимо, настолько перепугались, что, не зная, что им делать, бросились врассыпную в разных направлениях, спасая свою жизнь. Офицеры моего штаба стали стрелять вдогонку им. Один из уланов промчался галопом так близко от меня (не узнав меня), что сильно задел своим копьём мое колено. В своей руке он держал наготове копьё, но задел им моё колено не острием, а противоположным концом. В суматохе, да ещё в наступавших вечерних сумерках, я решил, что это один из офицеров моего штаба мчался мимо меня, но, присмотревшись, понял, что это вражеский всадник. Я опустил руку, чтобы выхватить пистолет и выстрелить в улана, но тот уже умчался. Не знаю, был ли он убит или спасся. В этот день я выхватил мою шпагу из ножен, что случалось довольно редко, так как я выигрывал сражения, в которых моим главным оружием был мой глаз, а не шпага с пистолетом. Думаю, что потом этот отряд уланов был разгромлен».

Я спросил Наполеона, считал ли он, что в тот день ему грозила большая опасность. «Нет, — ответил Наполеон, — это было случайным стечением обстоятельств. В то время, когда всё это случилось, моя кавалерия находилась в другой части поля сражения. Конечно, вполне возможно, что меня могли убить, но вражеские уланы более старались поскорее убраться сами, чем пытаться убить кого-нибудь из нас».

Я спросил его, возникала ли для него когда-либо опасность быть взятым в плен казаками в то время, когда он отступал из Москвы. «Никогда, — ответил Наполеон, — при мне всегда была охрана, достаточная для того, чтобы отбить любую атаку».

13 марта. Наполеон принимает ванну. Находится в очень хорошем настроении. После разговора о том, что в последнее время было о нём опубликовано, он заявил мне: «Полагаю, что когда вы отправитесь в Англию, то и вы опубликуете обо мне книгу. Вы, безусловно, имеете больше прав на это, чем Уорден, и вы можете сказать, что о многом слышали от меня и имели со мной немало продолжительных бесед. Вы заработаете большие деньги и все вам поверят. И в самом деле, ни один французский врач не имел возможности общаться со мной столько времени, как вы. Мои встречи с ними ограничивались несколькими минутами. Мир жаждет знать все мельчайшие подробности о человеке, который стал заметной личностью: как он ест, пьёт, спит, какие у него главные привычки, как он ведёт себя. Люди хотят узнать об этом вздоре больше, чем о том, какими хорошими или плохими качествами он обладает. Для меня же достаточно, чтобы говорили правду».

14 марта. Наполеон пребывает в отличном расположении духа. Рассказал ему, что во французских газетах появилось письмо, авторство которого приписывается маркизу Моншеню. В письме утверждается, что когда маркиз прибыл на остров Святой Елены, то он (Наполеон) направил ему приглашение отобедать с ним. На это приглашение маркиз ответил, что он был послан на остров Святой Елены не для того, чтобы обедать с ним, а для того, чтобы охранять его. «Эти господа, — сказал Наполеон, — всегда остаются самими собою. Вполне вероятно, что он глуп настолько, чтобы написать подобное. Эти старые французские аристократы способны на любую глупость. Он достоин того, чтобы представлять один из древнейших дворянских родов Франции»[14].