Я спросил его, считался ли он с возможностью того, что союзники вынашивали намерение выслать его на остров Святой Елены. «Пожалуй, да, — ответил император, — об этом много говорилось. Однако полковник Кэмпбелл отрицал это. Чтобы схватить меня, они должны были послать целую армию, ибо я мог бы выстоять несколько месяцев. Но было так много нарушений договора в Фонтенбло со стороны союзников, что это вынудило меня пойти на меры, которые я и осуществил. Независимо от того, что я вам рассказал, было обусловлено и согласовано, что всем членам моей семьи будет разрешено последовать за мной на Эльбу; но в нарушение этой договорённости моя жена и мой ребёнок были схвачены, их удерживали, и им никогда не разрешили присоединиться ко мне. Им также должны были быть пожалованы герцогства Пармы, Пьяченцы и Гуасталлы, но они были лишены этого. В соответствии с договором в Фонтенбло принц Евгений должен был получить княжество в Италии, которое ему так и не было пожаловано. Моя мать и братья должны были получить пенсии, но им также было отказано в этом. Моя личная собственность и все мои сбережения, накопленные мною на основании цивильного листа, должны были быть сохранены для меня. Вместо этого они были отобраны у Лабуйери, моего казначея, вопреки договору, и все мои требования возвратить их были отвергнуты. Личная собственность моей семьи должна была оставаться неприкосновенной — она была конфискована. Вклады, предназначенные для армии, должны были сохраняться — они были изъяты; также никогда не были выплачены пенсии в размере ста тысяч франков лицам, указанным мною. Более того, на Эльбу были подосланы наёмные убийцы, чтобы уничтожить меня. Никогда, — продолжал Наполеон, — условия договора не были так беспардонно нарушены и, фактически, открыто осмеяны, как это сделали союзники с условиями договора в Фонтенбло, и, однако, ваши министры имели наглость заявить всей вашей стране, что я был первым, кто нарушил договор в Фонтенбло».
Я заметил, что союзники обосновывали своё поведение в отношении него тем, что он ставил своей целью подчинить себе весь мир. «Нет, это не так, — возразил император, — конечно, я хотел, чтобы Франция стала наиболее могущественной страной в мире, но не более того. Я не ставил перед собой цели покорить весь мир. Я был намерен сделать Италию независимым королевством. Существуют естественные границы для Франции, которые я не хотел расширять».
Затем у нас зашёл разговор о Фердинанде, короле Испании. «Когда Фердинанд находился в Валенсии, — заявил Наполеон, — он всегда с ненавистью говорил об англичанах и заявлял, что первое, что он сделает, когда вернётся в Испанию, то восстановит инквизицию. Вы, англичане, в один прекрасный день обнаружите, что, посадив его на трон, вы нанесли себе колоссальный национальный ущерб. В то время когда он находился в Валенсии, он заявлял, что предпочитает остаться во Франции, вместо того чтобы вернуться в Испанию, и несколько раз писал мне, упрашивая предоставить ему французское гражданство и подыскать француженку, чтобы жениться на ней.
В настоящее время я обратил внимание на то обстоятельство, — добавил Наполеон, — что ваши министры и сторонники Бурбонов более не могут отрицать того факта, что я сделал немало хорошего для Франции, но при этом они стараются представить всё таким образом, что ко всему хорошему меня склоняла Жозефина. Например, они утверждают, что именно Жозефина убедила меня возвратить эмигрантов. Однако в действительности дело обстояло так, что, хотя Жозефина была одной из лучших женщин в мире, она никогда не вмешивалась в политические дела. Они ставят цель убедить весь мир, что я не способен на добрые дела. Но ваши английские путешественники добьются больших изменений в оценке моей деятельности со стороны вашей нации».
Лонгвуд посетили сэр Пултни и госпожа Малькольм, морские капитаны Стэфелл и Фестинг. Все они провели беседу с Наполеоном. Когда они покидали Лонгвуд, капитан Фестинг выразил своё удивление по поводу того, что Наполеон оказался совсем другим человеком по сравнению с тем, что ему о нем говорили. «Вместо грубого, раздражительного и надменного человека, — заявил капитан, — я встретил мягкого и обходительного человека, одного из самых приятных людей, каких мне доводилось когда-либо видеть. Я никогда не забуду его, а также то, насколько он далёк от того образа, который был ранее мне навязан».