Голос с острова Святой Елены

В этих делах я был полной невеждой, но, чтобы не обидеть их, отвечал с таким серьёзным видом, словно судьба армии зависела от покроя кителя. Когда я наносил визит королю Пруссии, то обнаружил, что у него, вместо библиотеки, имеется большой зал, подобно арсеналу, заполненный полками и вешалками для пятидесяти или шестидесяти кителей различного кроя. Каждый день он менял мундиры, появляясь всегда в новом. Он был человеком высокого роста с бесстрастным выражением лица. Глядя на него, можно было представить себе образ Дон Кихота. Он придавал гораздо большее значение покрою мундира драгуна или гусара, чем необходимости спасения королевства. В сражении при Йене его армия выполняла самые красочные и самые эффектные, насколько это было возможно, манёвры, но я вскоре положил конец всей этой чепухе и наглядно преподал ему урок, объяснив, что одно дело — воевать, а совсем другое — выполнять блестящие манёвры и носить роскошные мундиры. Если бы, — добавил он, — французской армией командовал портной, то, конечно, в тот день король Пруссии одержал бы победу, учитывая его исключительные познания в портняжном искусстве, но поскольку победы больше зависят от искусства генерала, чем от искусства портного, то он, как и ожидалось, сражение проиграл».

Затем император обратил внимание на то, что мы, англичане, позволяем нашим армиям брать с собой слишком много багажа и слишком много женщин. «Женщины, если они безнравственны, — заявил он, — гораздо хуже мужчин и в большей степени готовы совершать преступления. Слабый пол, деградируя, падает в глазах общественности ниже, чем сильный пол при схожих обстоятельствах. Женщины всегда намного лучше или намного хуже мужчин. Доказательством этого служат женщины Парижа из народа во время революции.

Когда я командовал войсками у перевала Танда, в горном и труднопроходимом районе, то для того чтобы добраться до перевала, солдатам армии необходимо было проходить по узкому мосту. Я распорядился, чтобы ни одна женщина не сопровождала солдат, так как их служба была наитруднейшей и требовала от них постоянного пребывания в боевой готовности. Для того чтобы выполнялся мой приказ, я поставил на мосту двух капитанов, получивших инструкции не разрешать ни одной женщине, под страхом смертной казни, проходить по этому мосту. Я сам отправился к мосту, чтобы убедиться в том, что мои распоряжения выполняются. Перед входом на мост я обнаружил толпу собравшихся женщин. Как только они опознали меня, так сразу же стали поносить меня, выкрикивая: «О, вот он, маленький капрал, это именно ты дал приказ не пропускать нас через мост». Тогда в армии мне дали прозвище маленький капрал. Возвращаясь, я, проехав несколько миль, с огромным изумлением увидел вместе с солдатами моих войск значительное число женщин. Я немедленно приказал арестовать двух капитанов и привести их ко мне, собираясь тут же предать их суду. Они выразили мне свой протест, заявив о своей невиновности. Они утверждали, что ни одна женщина не проходила по мосту. Я потребовал, чтобы ко мне привели некоторых из этих дам. Благодаря их собственному признанию я с удивлением узнал, что они, выбросив из бочек провизию, предназначенную для обеспечения армии, спрятались в эти бочки и незамеченными переправились через мост».

18 мая. В Лонгвуд пришёл майор Ферцен. Когда его спросили, почему он, хотя бы изредка, не наносил визита семье Бертрана, то он ответил, что губернатор выразил пожелание, чтобы не было никаких контактов, за исключением общепринятых приветствий, между офицерами 53-го пехотного полка и лицами, содержащимися под стражей на острове Святой Елены. Он признал, что настороженное и непостижимое по своей сути отношение к французам скорее всего продиктовано стремлением вызвать взаимное подозрение, но он заверил, что в 53-м полку никаких убийц не обнаружено.