Я возразил ему, сказав, что человек в его высоком положении может позволить себе вести себя подобным образом, не нарушая приличий, в то время как офицер намного более низкого ранга, особенно на борту корабля, может таким поведением вызвать фамильярность, возможно, даже презрение к себе, что, тем самым, повлечёт за собой ослабление дисциплины.
«Аристократическая спесь! — вновь воскликнул Наполеон. — Вы самая аристократическая нация во всём мире. Если бы я был одним из этих князьков в Германии, ваши олигархи никогда бы не выслали меня сюда. Но потому, что я — человек из народа, потому, что я могу сказать, что я поднялся с низов простого народа до величайших вершин власти без помощи аристократии или наследственных прав, потому, что вся эта длинная вереница знати и ничтожных принцев не знали и не хотели знать моего имени, потому, что я в самом деле не был одним из них, они приняли решение, овладев властью, угнетать и унижать меня. Лорды Батхерст и Каслри, эти аристократические канальи, именно те самые люди, которые дали указание угнетать и унижать меня».
Наполеон закончил свой монолог замечанием о том, «что, отправляясь к Бертрану, губернатор всегда берёт с собой свидетеля, чтобы иметь доказательство того, что он заявляет, что, по всей вероятности, он делает протокольную запись по своему усмотрению и затем заставляет своего свидетеля подписать её. Именно поэтому — чтобы избежать разговора — он приказывает Бертрану писать ему официальное письмо[53]
с изложением жалоб и пожеланий французов».30 сентября. Состояние здоровья Наполеона не претерпевает изменений. Я отправился в «Колониальный дом» для доклада. Узнал, что сэр Хадсон Лоу уже уехал. Когда я вернулся в Лонгвуд, то обнаружил его там. Информировал его о состоянии здоровья Наполеона; и в ответ на его вопросы сказал ему, что сейчас непосредственно ничего опасного нет, но что отёчность и опухлость конечностей у человека в возрасте Наполеона, с его характером и с его нынешними привычками требует внимательного наблюдения, так как всё это часто является первичными симптомами заболевания водянкой.
Его превосходительство сообщил мне, что главная цель его приезда в Лонгвуд заключалась в том, чтобы получить ответ от графа Бертрана на предложение, которое он (губернатор) сделал 28-го числа этого месяца относительно строительства солдатского барака в семьдесят футов длиной. Этот барак мог бы послужить временной галереей для прогулок внутри него, пока не будет получен ответ из Англии о возведении нового дома для Наполеона. Губернатор пожаловался, что в ответ граф Бертран лишь пожал плечами, очень резко разговаривал с ним и не только не задал ни одного вопроса, но настаивал на том, «чтобы положение французов на острове было таким же, как во времена сэра Джорджа Кокбэрна. Он сказал, что император не будет выезжать на верховые прогулки до тех пор, пока не будет дано разрешение ему (Бертрану) выдавать пропуска для приема посетителей в Лонгвуд, а генералу Бонапарту писать и поддерживать переписку со всеми, с кем он пожелает, заходить в любой дом, который ему понравится, ходить повсюду, где ему вздумается, другими словами, делать на острове всё, что пожелает, без каких-либо ограничений».
Губернатор затем спросил меня, слышал ли я что-либо от генерала Бонапарта о разговоре, который французы вели с полномочными представителями. Я ответил, что «я даже не слышал, чтобы он упоминал их имена». Его превосходительство заявил, что «это очень странно, так как генерал Бонапарт сделал очень резкие замечания в их адрес в разговоре с г-ном Балькумом».
Вечером вновь виделся с Наполеоном. Он пожаловался на зубную боль и на боль в щеках, объяснив это тем, что прогуливался в саду в течение десяти минут. Предложил ему, чтобы он согласился со строительством барака для прогулок. Он ответил, что нуждается в прогулках на свежем воздухе, а не в закрытой галерее. Более того, летом в бильярдной комнате в пять часов дня становится так жарко от проникающих в комнату солнечных лучей, что оставаться там не представляется возможным; в деревянном бараке будет ещё хуже, поэтому бесполезно воздвигать его, так как ему необходима тень от деревьев.
1 октября. Встретился с Наполеоном в его спальной комнате в восемь часов утра. Он пожаловался на тупую боль в правом ипохондрическом районе непосредственно под хрящами рёбер. Впервые он почувствовал подобную боль вчера утром. Ощущение боли в правом плече было, скорее всего, возникновением чувства немоты в этом месте. Слабые позывы кашля. Плохой сон ночью. Он сказал, что у него было такое чувство, словно ему хотелось прижаться боком к чему-нибудь. Дёсны — рыхлые. Ноги немного опухли.