Голос с острова Святой Елены

В Шенбрунне, — продолжал император, — я чудом избежал гибели. Вскоре после взятия Вены я устроил смотр моим войскам в Шенбрунне. Молодой человек лет восемнадцати попросил, чтобы его представили мне. В какой-то момент он так близко подошёл ко мне, что мог дотронуться до меня. Он заявил, что хочет поговорить со мной. Бертье, чтобы меня не беспокоили во время смотра, оттолкнул молодого человека в сторону, сказав ему: «Если вы хотите что-то сообщить императору, то сейчас этого сделать нельзя». Затем он подозвал Раппа, немца по национальности, и сказал ему: «Вот тот молодой человек хочет поговорить с императором, выясните, чего он хочет, и не допускайте, чтобы он беспокоил императора». После этого он подозвал молодого человека и сказал ему, что Рапп говорит по-немецки и сможет ответить ему.

Рапп подошёл к молодому человеку и спросил его, чего он хочет. Тот ответил, что он хочет вручить императору меморандум. Рапп пояснил ему, что в настоящий момент император занят и не сможет поговорить с ним. Молодой человек всё это время прижимал руку к груди, словно за пазухой у него была бумага, которую он хотел вручить мне. Рапп, будучи человеком вспыльчивым, увидев, что молодой человек, несмотря на то, что ему отказано в его просьбе, продолжает настаивать на том, чтобы встретиться со мной, и стремится протолкнуться ко мне, подошёл к нему и ударом кулака сбил его на землю, а затем отшвырнул в сторону. Тем не менее он появился вновь в тот момент, когда войска строевым маршем проходили передо мной. Рапп, не спускавший с него глаз, приказал охране схватить его и держать под арестом до окончания смотра, а затем привести к нему. Охранники, заметив, что он всё время держит правую руку на груди, заставили его опустить руку и осмотрели его. Под его плащом они нашли длинный нож. Когда его спросили, что он собирался делать с этим ножом, молодой человек, не задумываясь, сразу же ответил: «Убить императора».

Через некоторое время его привели ко мне. Я спросил его, чего он хочет. Он ответил: «Убить вас». Я задал ему вопрос: чего же такого я ему сделал, чтобы заставить его захотеть отобрать у меня жизнь? Он ответил, что я нанёс огромный вред его стране, что я опустошил и превратил в руины его страну, против которой я развязал войну. Я спросил его, почему же тогда он вместо меня не убил императора Австрии, ибо именно последний развязал войну между нашими двумя странами? Он ответил: «О, так ведь он — сущий болван, и если бы его убили, то на трон вместо него посадили точно такого же болвана, но если бы убили вас, то было бы нелегко найти такого же, как вы». Молодой человек заявил, что его призвал Бог, чтобы убить меня, и процитировал Иуду и Олоферна. Много рассуждал о религии и представлял себе, что он новый Иуда, а я — Олоферн. Он ссылался на тексты Библии, которые, как он полагал, соответствуют его планам. Он был сыном протестантского священника в Эрфурте. Он не посвятил отца в свои планы и покинул дом без гроша в кармане. Как я понял, он продал свои часы, чтобы купить нож, которым был намерен убить меня. Он заявил, что положился на Бога, который поможет ему найти способ осуществить задуманный план.

Я вызвал Корвисара и попросил его пощупать пульс молодого человека и выяснить, не сумасшедший ли он. Корвисар пощупал его пульс и определил, что тот у него нормальный и у него нет никаких признаков возбуждения. Я приказал, чтобы молодого человека увели, заперли в отдельной комнате под присмотром жандарма, не давали ему ничего есть в течение суток, но разрешили пить холодную воду столько, сколько он пожелает. Я хотел дать ему время, чтобы он остыл и поразмышлял наедине с собой, а затем освидетельствовать его на пустой желудок и тогда, когда он не будет подвержен влиянию чего-то такого, что могло бы возбудить его и разжечь его фантазию.

По прошествии суток я вызвал его и спросил: «Если бы я помиловал вас, вы бы попытались вновь убить меня?» Прежде чем ответить, он довольно долго колебался и, наконец, с большим трудом выдавил из себя признание, что не повторил бы попытку покушения на меня, так как, по-видимому, в намерения Бога не входило, чтобы я был убит, ибо в противном случае Бог разрешил бы ему сделать это во время первой попытки. Я приказал увести его. Сначала я намерен был помиловать его, но потом я представил себе, что его колебания после суточного голодания были явным знаком того, что его намерения были дурными и что по-прежнему он склонен к тому, чтобы попытаться убить меня.

Я понял, что он — исступлённый фанатик и его действия подадут очень плохой пример. Ничего не может быть более опасного, — продолжал Наполеон, — чем все эти религиозные фанатики. Их целью всегда являются или Бог, или король. Молодой человек был предоставлен своей судьбе.