Голос Тайра. Жертва порока

Дядя Фил проникся или скорее решил, что проще сделать как я говорю и уйти досматривать сны. Взял обе карточки, вгляделся. Пожал плечами, повертел их и так и этак. Хмыкнул.

— А ведь и правда, как же это я сразу сам не заметил, ведь тоже их вчера рассматривал.

— Вот! — я широко улыбнулась довольная тем, что не одна понимаю, в чем разница. А она была. Нет, все дело не только в том, что квартиры были разными и девушки в пентаграмме.

Пентаграммы! Именно они были разными. То есть, это был один и тот же рисунок. Только вот рисовали его разные люди. Точно уверена, поскольку в свое время матушка мечтала сделать из меня живописца… То есть, она где-то нахваталась идей по поводу того, что приличные благовоспитанные барышни обязательно должны уметь писать портреты и акварели, натюрморты там еще всякие. Вот и стала издеваться над своей единственной дочерью, даже какого-то маэстро из Тайра выписала, чтобы он меня учил. Правда, ни у матушки ни у приглашенного учителя так ничего и не получилось. Не вышло из меня художника.

А все почем? А потому, что научить меня чему-либо, когда я того сама не хочу — это занятие, обреченное на провал еще до того, как к нему приступили.

Художником я не стала, но вот кое в чем все же разбиралась. И точно могу сказать, что в первом случае, то есть в квартире леди Нейрос, пентаграмму рисовал кто-то, кто понятия не имеет, как это делается. По учебнику или по памяти — не знаю, но в первый раз, точно. Слишком кривые неуверенные линии, не гармоничное расположение символов.

А вот Лорейн… ее убил кто-то, кто прекрасно знал, что именно делает. И да, натренироваться до такой степени всего за сутки, как по мне, невозможно.

Глава 27

Следующая фраза дяди Фила срезала все мои порывы на корню:

— Даже думать не смей, что я позволю тебе и дальше этим заниматься! — сурово возвестил мой любимый родственник, наставительно выставив в мою сторону указательный палец.

— Но, дядя Фил… — начала возмущаться я, но и тут меня перебили:

— Даже слушать ничего не желаю! Ты обещала! Ты дала слово!

— Я не обещала, что брошу расследование, — я даже притопнула от негодования. — Представь себе, какой это материал! Какие продажи! Да «Голос» станет самой выдающейся газетой! Да сам император…

Тихий смешок за спиной заставил меня осечься на полуслове.

— Да-да, — фыркнул Джаральд, обходя меня и направляясь к двери, — вот как раз император и похвалит. Так похвалит, что мало не покажется. — И прежде, чем я успела наброситься и на него с упреками, добавил: — Ладно, если здесь никого не убивают, то я пойду. Дел по горло, некогда мне тут с вами про императоров сказки рассказывать.

Мы с дядей Филом молчали, пока он выходил из моей спальни, следили глазами за тем, как медленно закрывается дверь и только после того, как остались наедине, синхронно обернулись друг к другу. И да, и на этот раз, я не успела и слова вымолвить, как дядя Фил меня опередил:

— Он прав, Риш. Если это и в самом деле сектанты, если убийства ритуальные… «Голос» этого печатать не будет. Я не желаю паники в столице, а ты себе и представить не можешь, что начнется, если в народе снова пойдут слухи о последователях темной магии.

— Но, дядя Фил, это же…

— Пусть этим занимается полиция, — непреклонно возразил он, — там тоже не дураки сидят. Вот пусть и роют, убийц ищут и так далее. Это их хлеб.

— А как же правда? — обижено спросила я и даже всхлипнула для пущего эффекта.

— А такая правда никому не нужна, Ришка. Так что ложись-ка ты еще поспи, а потом — за дело. И помни! — он снова погрозил мне пальцем. — Ты обещала, что из дома не выйдешь. Я очень надеюсь на твое благоразумие.

С этими словами, дядя Фил тоже покинул мою спальню.

Я походила из угла в угол, позлилась немного, позвонила горничной и попросила принести мне чаю. Спать не хотелось, было все еще немного не по себе из-за приснившегося кошмара, и потому я уселась за стол и принялась в сотый раз перечитывать документы. Потом вытащила свой блокнот и пролистала собственные записи. Но вопреки всему, ничего умного больше в мою голову не пришло. А потом стало не до того. Я только и успела, что принять ванну и переодеться, как появилась горничная, сообщив о том, что внизу меня ожидает госпожа Боньер, самая известная модистка в Тайре. И началось…

Меня раздели до нижнего белья, крутили, вертели, измеряли, примеряли… издевались по полной и все ради чего? Ради того, чтобы спустя четыре часа каторги, госпожа Боньер с восторгом выдала:

— У меня есть замечательно платье. Оно словно сшито специально для вас, мисс Сольер. Надо только немного присобрать в талии и убрать эти отвратительные розаны, которые вам совершенно не идут!

Мне оставалось лишь только молча кивать и костерить модистку про себя. Вот для чего ей понадобилось убить полдня времени? Чтобы выдать, что можно за час подогнать уже готовое платье по фигуре?