Голос тех, кого нет

Миро слышал, как произнесли его имя, но даже не понял, что говорят о нем. Нить, соединявшая его с реальным миром, всегда была очень тонкой, да и сегодняшних впечатлений хватило бы на несколько лет. Невозможная магия свинксов и деревьев. Мать и Либо — любовники. Кванда. Ее оторвали от него, она была частью его тела, его души, а теперь стала такой же далекой, как Эла, как Квара. Просто сестрой. Он ничего не видел, не улавливал значений слов, в его ушах они превращались в единый страшный звук. Миро сам позвал этого человека, хотел, чтобы он Говорил о смерти Либо. Как он мог знать, что вместо милосердного священника гуманистической религии придет первый Голос, с его острым умом и слишком совершенным пониманием сути? Откуда ему было знать, что под маской сочувствия прячется Эндер Разрушитель, легендарный Люцифер, самый страшный преступник в истории человечества, намеренный и дальше жить со своим именем, уже превративший в насмешку жизнь и труд Пипо, Либо, Кванды и самого Миро, за час общения со свинксами заметив то, что они отказывались видеть в течение пятидесяти лет, а потом отнявший у него Кванду? Это его голос слышал Миро, только и осталось в жизни надежного — вечно звучащий голос.

Миро пытался приспособиться к звуку, хотел возненавидеть его, но не мог, потому что знал (он не обманывал себя), что Эндер на самом деле разрушитель, но разрушал он иллюзии. А иллюзии нужно уничтожать. «Правда о свинксах. Правда о нас. Каким то образом этот древний человек отыскал правду, и не ослеп, и не сошел с ума. Я должен слушать этот голос, я должен взять его силу, чтобы получить возможность видеть свет и не умереть».

— Новинья знала, что она такое. Прелюбодейка, лицемерка. Она понимала, что приносит боль Маркано, Либо, своим детям, Брухинье. Она помнила, что убила Пипо. А потому терпела то, что делал Маркано, даже провоцировала его, видя в этом искупление. И недостаточное искупление. Ибо как бы ни ненавидел ее Маркано, она ненавидела себя много сильнее.

Епископ кивнул. Медленно. Голос сделал страшное дело, раскрыв все эти секреты перед общиной. Такое нужно говорить в исповедальне. Но Перегрино чувствовал силу сказанного — всю общину заставили заново открыть для себя тех, кого она хорошо знала, и делать это снова и снова, с каждым поворотом истории узнавая не только этих людей, но и самих себя, ибо они тоже были частью жизни умершего. Они тысячи и тысячи раз прикасались к нему, не зная, кого касаются. Страшно, болезненно, но в конце, как ни странно, пришел покой. Епископ наклонился к уху секретаря и прошептал:

— По крайней мере, сплетники из этого уже ничего не извлекут — запас секретов исчерпан. Нечего разбалтывать.

— Всем людям, о которых я сегодня Говорил, — вскинул голову Голос, — было очень больно. Все они жертвовали собой ради тех, кого любили. И все причиняли страдания тем, кто любил их. И вы — те, кто слушал меня сегодня, — вы тоже причиняли боль. Но запомните: жизнь Маркано была трагической и жестокой, но он мог в любую минуту разорвать свое соглашение с Новиньей. Однако решил остаться. Видимо, нашел во всем этом какую-то радость. И Новинья нарушила Закон Божий, закон, который связывает общину. И понесла наказание. Церковь не требует такого страшного искупления, какое она избрала для себя. И если вам кажется, что она заслуживает мелкой жестокости с вашей стороны, вбейте себе в головы: она сделала все это, она перенесла все это, чтобы помешать свинксам убить Либо.

И его слова оставили в их сердцах только пепел.

Ольядо встал, подошел к матери, опустился на колени рядом с ней, положил руку ей на плечо. Эла тоже сидела рядом, вернее, лежала на траве и плакала. Квара встала прямо перед матерью и с изумлением смотрела ей в лицо. А маленький Грего уткнулся матери в колени и рыдал. Те, кто стоял достаточно близко, могли слышать, как он повторяет:

— Тодо папай э морто. Нано теньо тем папай. Все мои отцы мертвы. У меня нет папы.

На противоположном конце площади появилась Кванда. Она ушла вместе с матерью незадолго до конца Речи и теперь искала Миро, но его нигде не было видно.

Эндер стоял в тени платформы и смотрел на семью Новиньи. Ему хотелось сделать что-нибудь, хоть как-то облегчить их боль. После Речи всегда приходила боль, ибо Голос Тех, Кого Нет не может смягчать правду. Но очень редко жизни людей были настолько исполнены обмана, как у Маркано, Либо и Новиньи. Впервые ему пришлось собрать вместе столько обломков информации, чтобы заставить окружающих в подлинном свете увидеть тех, кого они знали, тех, кого они любили.