Голос Тиведанского леса (СИ)

  Не в обиду ему будь сказано, но Стенкиль-конунг отличался особенным упрямством, и если уж чего-нибудь вбивал себе в голову, то не было такой силы, чтобы заставила его отказаться от задуманного. Трое телохранителей были посланы набрать хвороста, оставшиеся двое отправились по тропинке с заданием привести - "Хоть из-под земли!" - еще одного человека, необходимого для обряда. Правду говоря, недоумение еще вызвали слова ночной охотницы про "девять деревьев" - как их надо было понимать, но его преосвященство посоветовал собрать ветки девяти разных лесных пород. Дескать, тогда точно ошибки не будет. Сам же он отошел к своей лошади и, пока конунг в ожидании нетерпеливо мерил шагами поляну, что-то торопливо искал в седельных сумах.

  Вскоре стали возвращаться посланные за хворостом. Сухие ветви дуба, сосны, березы, ольхи и ели были уложены в основание костра, сверху к ним добавились липа, осина, рябина и ясень. Когда приготовления уже подходили к концу, послышался торопливый стук копыт - это возвращались двое телохранителей в сопровождении закутанного в потрепанный плащ путника, чья серая невзрачная кобыла едва поспевала за рослыми боевыми жеребцами.

  Конунг коротким кивком велел незнакомцу встать у камня и хотел уже высечь искру кресалом, как епископ остановил его:

  "Сын мой, раз уж решение твое неизменно, то пусть огонь будет зажжен свечой из храма господня, а жертвой будут частицы Святых Даров!"

  "Что ж, твои слова весьма разумны, и поставленные нам условия ни в чем не будут нарушены"- согласно кивнул тот.

  Свеча была установлена на камне, и, пока один из телохранителей зажигал ее, святой отец достал из дароносицы и роздал каждому по кусочку гостии со знаком креста. Наконец, все заняли свои места вокруг камня, и долгожданное пламя взвилось к уже начавшим еле заметно темнеть небесам. По знаку преосвященного каждый из нас бросил жертву в огонь, и почти сразу с вершины холма раздался хриплый хохот.

  "А ты умен и хитер, служитель Распятого!- знакомая черная фигура замерла в десятке шагов от нас.- И преисполнен гордыни к тому же - вознамерился построить церковь в Скаре, как надгробный памятник себе! Что ж, каменная гробница с надписью "Адальвард" обретет себе постояльца не позднее, чем через две луны."

  "А у тебя, конунг, впереди только два урожая, и правая рука его,- тонкий палец ведьмы указал на давешнего незнакомца, - положит камень в могильный холм последнего из Стенкилей. Прощай!"

  - А что же дальше? Сбылись ли предсказания? - по мере рассказа все больше и больше присутствующих завершали собственные разговоры и присоединялись к слушателям, а потому нетерпеливые вопросы Гудрун прозвучали в напряженной тишине особенно громко.

  - В том-то и дело, что нет,- отец Римберт сделал большой глоток и улыбнулся смущенно опустившей глаза девушке,- совсем ни одного.

  Епископ Адальвард спустя короткое время покинул нас, вернувшись в Бремен, где и окончил свои дни через несколько зим.

  Стенкиля-конунга, так и не дождавшегося второго урожая, похоронили уже в начале следующего лета.

  Но главным доказательством лживости порождения Тьмы был как раз встреченный бродяга - чуть позднее все мы увидели, что у него нет правой руки. Никто не заметил этого сразу только потому, что он скрывал увечье под плащом!

  * * *

   Наутро священник, сопровождаемый хозяином, вышел на двор усадьбы, где готовились к отъезду Снорри и его спутники.

  - Когда я проезжал через Скару,- скальд пристально и серьезно взглянул в глаза Римберту,- люди говорили мне, что предшественника твоего епископа звали тем же именем Адальвард. Адальвард Старший. И именно его мощи уже почти шестьдесят зим лежат в церкви девы Марии.

  Два урожая Стенкиля суть два поколения его потомков, последний из которых - внук Стенкиля Рагнвальд - совсем недавно упокоился в кургане.

  И еще - встреченный вами незнакомец был никто иной, как мой учитель Арнир-однорукий скальд. Я же, недостойный, чаще других учеников сопровождал его в странствиях, потому и получил прозвище "правой руки Арнира".

  Помяни его своей молитвой, отче,- тяжелая золотая монета легла в ладонь священника. Снорри же, чуть помедлив, с почти юношеской легкостью взлетел в седло своего жеребца.- Нас ждет дорога на полночь!