Голос Вессема. Радиомолчание (СИ)

Мне казалось, я раздвоилась. Сидя в кресле, я дернула рукой, максимально, насколько позволяли фиксаторы, вытягивая ее вперед. Одновременно я все еще находилась в соседней комнате, в голове Детлефа – теперь я была уверена, что это он. И я мягко качнулась, подталкивая его – давай же, мы можем это сделать, это будет наше движение, наше общее, – и почувствовала, что ему приятно было ощущать мое присутствие, и ему нравилось, что я не приказываю, а еще – что воде все равно невозможно сопротивляться, даже если бы он и хотел, – и мы вместе вытянули его руку вперед.

– Прекрасно, – кивнул доктор Ланге. – Реталин, передай доктору Эйсуле следующую последовательность…

***

– Я не сразу поняла, как это делается. Они же ничего не объясняют. Говорят просто – передай информацию. А у меня ощущение, что я вода, блин.

Я говорила, не переставая жевать. Обед я пропустила, и теперь была страшно голодной, хотя что-то питательное мне через капельницу точно заливали.

– Вода? – с интересом переспросил Детлеф.

Из желтой зоны мы вышли вместе и ужинали теперь тоже вместе – я, он и Коди. Эрика и здоровенный молчаливый парень – я уже знала, что его зовут Петер – сидели хоть и рядом, но вроде как сами по себе. Петеру было все равно, что я там рассказываю, а Эрика, я видела, слушает, хоть и не подает виду. Ну-ну, пусть послушает, мне скрывать нечего.

– Ага, – кивнула я. – Это странное чувство, тяжело описать. Ты вроде как растекаешься за пределы своего тела, потом такая воронка – и тебя засасывает в чужую голову. А я же не знала, сначала старалась наоборот как-то держаться. Почти двадцать минут продержалась. Потом уже, когда чуть голова не взорвалась, сопротивляться стало невозможно. Второй раз было легче. Не знаете, двадцать шесть секунд – хороший результат?

Коди поглядел на меня с гордостью.

– Хороший. И как это? Когда ты внутри моей головы? – спросил он.

Я помедлила, потом пожала плечами. Как же это описать?

– Темно… – сказала я неуверенно.

– И пусто, – радостно добавил Детлеф и тут же получил от Коди кулаком в бок.

– Нет, – помотала я головой, изо всех сил пытаясь перевести ощущения, для которых не было названия, в какую-то привычную форму. – Это как будто руки погружаешь в очень мелкий песок. Приятно.

– А у меня? – заинтересовался Детлеф.

По правде говоря, его голова больше всего напоминала комнату, где на полу набросано много мелкого цветного мусора. Если не считать того, что я не видела ни комнаты, ни мусора, да и цвета в этом странном зыбком мире не было.

– Свет и блестки, – сказала я. – Не знаю. Это сложно объяснить. Я же это не глазами вижу.

– Класс, – обрадовался Детлеф. – Эрика никогда не рассказывала, как она это видит.

Потому что она ничего и не видит, подумала я. Может, у нее вообще другие ощущения. Может, она чувствует не теплый мелкий песок, а что ее связали и заживо запихнули в гроб. Или еще что-то такое, что не захочешь рассказывать.

Я покосилась на девушку. Она злилась – это было заметно по тому, как она не смотрит на нас, как сжимает вилку, как алые пятна горят на ее щеках.

«Посредственно», – вспомнила я слова доктора Ланге. Им не хватает способностей Эрики, им нужна я. Двадцать шесть секунд – хороший результат, и меня не отправят в Чарну. Меня сделают основным медиатором. А в Измененную превратят ее.

Я потрогала языком ссадину, которая осталась у меня на щеке изнутри. Во рту все еще был привкус крови.

– Интересно, – сказала я громко, – как будет выглядеть изнутри голова Эрики?

Она бросила вилку на поднос, встала и направилась к выходу. Поравнявшись с нами, она притормозила и наклонилась ко мне.

– Только попробуй, – прошептала она мне на ухо, – и я тебе мозги выжгу.

Я проводила ее взглядом. Детлеф поднялся.

– Я тоже пойду. До вечерней проверки надо успеть написать письмо родителям – мне дали добро на связь.

– До завтра, – кивнула я ему.

Я была уверена, что никакое письмо он писать не пойдет – побежит за Эрикой.

– Что она тебе сказала? – спросил Коди, когда мы остались одни.

– Ничего такого, – пожала я плечами. – Это между нами, девочками. Хотя, честно говоря, она меня не очень любит.

Мы поднялись и, сдав посуду, направились к выходу.

– Ты же этого и хотела, – заметил Коди.

– Ага. Но она первая начала. Сам знаешь, что бывает, если не ответить.

– Это в Гетто. Здесь – другое дело, – возразил он.

– Ну да, – не поверила я. – Дело везде одно и то же. К тому же я твоя сестра, ты должен быть на моей стороне. Она что, твоя девушка?

– Я бы это так не назвал, – ухмыльнулся Коди.

– Не понимаю, как вообще ты умудрился влезть в какие-то отношения. Ты же не любишь разговаривать.

– А мы и не разговариваем, – хмыкнул он. Потом добавил, став серьезным: – Для нее это важно – быть медиатором, понимаешь? Она здесь из-за мачехи. Чтобы доказать ей, что она чего-то стоит.

– То есть вы все-таки разговариваете? Даже душу друг другу изливаете? – притворно удивилась я.

Коди толкнул меня плечом – вроде легко, мы в детстве постоянно так делали. Но тут я едва устояла на ногах.

– Вот черт, – сказал он, поймав меня за руку. – Прости. Мне усилили мышцы. Надо рассчитывать. Но я забываю.