Райнгольд подхватил Иву на руки — она даже не проснулась, так сильно устала за день. В темноте сориентироваться оказалось непросто. Подсвечивая себе фонариком, чувствуя нарастающий страх, Петер нашел один из выходов, но оказалось, что обвал заблокировал лестницу. Зато совсем рядом нашлась трещина в потолке, через которую было видно серое рассветное небо.
— Выходим здесь, — принял решение сержант Хольт. — Будите Перович. Какого хрена, где ее респиратор? Ладно, к черту.
Ива с трудом пришла в себя. Петер видел ее глаза — темные, словно радужки вообще нет. В глазах плескался страх, и ему тоже было страшно. Но они с Райнгольдом все равно подсадили ее, встав один другому на плечи, а потом вытащили ящики. Надо было теперь так же переправить наверх Андрюса и сержанта Хольта, а потом вылезать самим. Но тут стало понятно, что с Ивой что-то не в порядке. Она вдруг упала на колени, согнулась, словно от сильной боли, издав какой-то утробный вой, от которого волосы встали дыбом.
— Ива! — позвал Петер. — Тебе плохо? Подожди, я сейчас!
Он начал было вылезать, уцепившись за край трещины, как вдруг почувствовал в голове знакомое мерцание. Это была Ива, вот только запаха яблок не было. И спокойствия не было. Был только ужас, темный, липкий, который обволакивал внутренности, словно черная масляная пленка, прожигал дыру в груди. Петер чувствовал, как Ива сгорает изнутри в этом ужасе и сжигает всех, до кого может дотянуться, как рассыпаются на части Андрюс и Райнгольд, и Ива тоже, и нет больше яблочной девушки, и сам он вот-вот исчезнет. Потому что невозможно сопротивляться своему медиатору — а Ива все еще было его медиатором, пусть теперь вместо спокойного мерцания она создавала в его сознании черную воронку, пропасть, в которой не было ни дна, ни света, ни воздуха.
Он очнулся, когда уже совсем рассвело, и несколько часов просто сидел на одном месте, обхватив голову руками и не двигаясь, пока его не нашел сержант Хольт. Дорогу до военной базы он не запомнил.
Зато он помнил, как в желтой зоне, в одной из этих гигантских операционных, увидел тела Андрюса и Райнгольда. Он, правда, не сразу понял, что это
Слух тоже вернулся не полностью, но голоса доктора Эйсуле и доктора Ланге он узнал. Они снова ругались, правда он улавливал лишь обрывки этой ссоры.
— …говорила вам, что нельзя так интенсивно нагружать…
— …нестабильная нейроактивность…
— …я вам еще в прошлый раз говорила, но тот случай вас так ничему и не…
— …прошлая группа показала…
— …это вам не расходный материал…
— …их импланты установят следующим…
— …даже если они жить не могут без имплантов, и где вы возьмете столько добровольцев…
— …главное — подчеркнуть, насколько положение модификантов лучше, чем…
— …вы за это ответите…
— …медикаментозная кома, пока не поймем…
— …а девочку вам не жалко?!
Это они про Иву, понял Петер, но тут один из ангелов приблизился и к нему.
Стойте, я же еще жив, хотел сказать Петер, но не смог, а потом на лицо ему опустилась прозрачная маска.
Когда он пришел в себя в следующий раз, в его палате был сам полковник Валлерт.
— Ты молодец, сынок, — сказал он. — Цера никогда не забудет того, что вы для нее сделали.
— Что случилось? — едва смог спросить Петер.
Взгляд полковника стал совсем тяжелым.
— Возрождение Нации продолжает убивать наших солдат даже сто лет спустя. Сработала одна из старых ловушек террористов, наши ученые сейчас разбираются с этим. Мне жаль твоих друзей. Что ты помнишь?
— Почти ничего, — ответил Петер. — Ива, наш медиатор, она… С ней что-то произошло.
Он, как мог, описал то, что видел и чувствовал, пока Ива сходила с ума и убивала их.
— Что потом? — спросил Валлерт, кивнув. — Что еще ты помнишь после того, как ловушка сработала?
— В основном темноту. Еще помню, что было очень больно. Значит, Ива, Андрюс, Райнгольд, они?..
— Мне жаль, — повторил полковник Валлерт, положив руку ему на плечо. — Ты ни с кем не должен обсуждать то, что произошло. Эти сведения не должны попасть к нашему врагу, к террористам из «Ин урма Эва».
— Так точно.
Петер попытался сесть, но руки двигались как-то странно. В плечах что-то мешало и болело, и, извернувшись, он увидел металлические пластины и сетчатую кожу. Такие же импланты были у Райнгольда. Может быть, эти же самые.
— Ты получил ранение, — сказал полковник, заметив его взгляд. — Разумеется, ты будешь приставлен к награде. Как и твои погибшие сослуживцы.
За них некому будет получить эти награды, подумал Петер. Ни у кого из нас нет семьи. Никому и дела нет до того, как они погибли. Ива никогда не будет смеяться, резать яблоки, никогда не выйдет в сад, чтобы позвать детей ужинать…
Он прикрыл глаза, чтобы не начать плакать прямо при полковнике, а когда открыл их снова, его уже не было.