Голос Вессема. Радиомолчание

Однажды Петер спросил ее, как она попала в проект. Ведь она не была военной, у нее не было ни травм, ни аварий. После интерната она должна была, как и все, кто не пошел в армию, получить комнату в социальном общежитии и работу в какой-нибудь дыре, где она будет вкалывать лет пять, пока не возместит государству потраченные на нее ресурсы. Помявшись, Ива ответила, что однажды для всех старшеклассников, у которых были высокие баллы по социальной работе, провели целую кучу медицинских тестов, а после ее вызвал к себе директор интерната. В кабинете, кроме него, был мужчина в военной форме без опознавательных знаков, который предложил ей интересную и высокооплачиваемую работу.

Вообще-то она любила возиться с детьми, с удовольствием отрабатывала обязательные часы в отделении для малышей и рассчитывала после выпуска получить работу в своем же интернате. Куратор их группы пару раз намекала на это, и Ива считала вопрос почти решенным. Но вышло иначе.

— Мы все получили распределение накануне, — сказала Ива немного виновато. — Я должна была ехать в «Дом жизни» в Трепен. Это на самой границе пустошей, очень бедный поселок, и выбраться потом оттуда очень сложно. Пришлось бы годами работать за еду и комнату. Ну и… Все думают, что я туда и уехала.

Впоследствии Петер много раз думал, насколько случайным было это распределение, но так ни к чему и не пришел.

К тому же Ива и правда много времени проводила в желтой зоне. И по случайно услышанным обрывкам разговоров — «патогенез», «атрофия стриатума», «еще лет пятнадцать» — Петер понял, что те медицинские тесты в ее интернате что-то все-таки выявили.

У сержанта Хольта была карта, по которой он нашел вход в лабораторию прямо из города, и сразу же заставил их подключить прожекторы. Петер считал, что достаточно было бы и фонариков, но спорить, конечно, не стал. Хотя от синеватого света было неуютно. Хольт вдобавок раздал всем респираторы — здоровенные, ярко-желтые, и теперь они все напоминали стаю каких-то мультяшных собачек.

Лаборатория была огромная, а террористы постарались на совесть. Петер сразу понял, что торчать под землей им придется не один день, и загрустил.

Для Ивы устроили почти уютное рабочее место с матрасом из пеноблоков, на котором удобно было лежать. Улыбнувшись им всем троим, она закатала рукав и подставила руку сержанту Хольту.

Петер уже много раз видел, как это происходит. Ее тело вытянулось, будто сведенное судорогой, а потом обмякло, и тут же он почувствовал ее присутствие в своей голове. Самый лучший момент каждого дня.

Петеру было не по себе от осознания, что где-то поблизости могут быть Измененные. Конечно, они давно умерли. Это понятно. Разумеется, живых Измененных тут нет. Но вот у них в школе говорили, что в теории они могли жить лет по двести. Вдруг кого-то из них тот взрыв все же не убил?

Райнгольд не любил темноту — не боялся, нет, но после того, как несколько недель провел в темноте, пока ему не сделали новые глаза, без света ему было не по себе.

Андрюс неуютно чувствовал себя в замкнутых пространствах.

Но, как только Ива подключилась к ним, страх исчезал. Каждый раз, стоило ей попасть в его голову, не оставалось ни страха, ни злости, ни зависти. Только спокойное мерцание и запах яблок. Всегда почему-то это был запах яблок.

Оставив Иву неподвижно лежать, Хольт подошел и по очереди разблокировал им все, что военные техники встроили в их тела.

Она не должна была идти в армию, подумал Петер, сдвигая первый камень и не чувствуя его веса. Ни в армию, ни в «Дом жизни» на границе пустошей. Она не такая девушка. У нее должен быть свой дом, и свой сад, и кухня с деревянным полом, чтобы она стояла босиком, пока режет яблоки для пирога, и чтобы обязательно кто-то все время забегал и спрашивал: «Мам, ну скоро уже?»…

Генератор накрылся утром третьего дня. Хольт настаивал, чтобы они не выключали чертовы прожекторы даже на ночь, но спать так, конечно, было невозможно, и очень кстати пришлось, что у Хольта с собой был запас аналептиков. Отдых им был не нужен, работа шла быстро, правда, никаких Измененных они так и не нашли. Техника была — ни Петер, ни Райнгольд, ни даже Андрюс не смогли понять, что это, но Хольт велел упаковать все в ящики и забрать с собой. Они занимались этим, пока Ива спала, завернувшись в спальный мешок, как в кокон, и усилители были отключены. В одном из кабинетов нашлись жесткие диски — их они тоже забрали. Днем они чувствовали подземные толчки, но в лаборатории ни один камень не шевельнулся. И только под утро, когда землетрясение давно закончилось, по полу прошла дрожь, потом послышался звук падающих камней, какие-то хлопки — словно воздушные шары взорвались. А потом сверху сорвался кусок стены и прихлопнул генератор. Стало темно.

— Выходим, — тут же сказал сержант Хольт. — Все на выход, быстро.