Голос Вессема

Автобус тронулся, я начала пробираться к выходу. В груди зашевелилось приятное волнение. Во-первых, у меня в запасе куча времени, можно неспеша прогуляться по парку. Во-вторых, я увижу, как они тут живут. И в-третьих — может, меня возьмут на работу! Я посмотрела на свое отражение в стекле. Точно, я бы себя взяла. Может, окажется, что у этого А. есть глухая бабка, которой нужен постоянный уход, и тогда мне оформят временное проживание. Иногда так делали, если работник был нужен каждый день. Те, кто обслуживал город, жили неподалеку — ну, не в Сити, конечно, а в специальном квартале, выстроенном недалеко от его границы. Там, говорят, все довольно строго — Сити не хотелось иметь еще одно Гетто под боком, так что там постоянно дежурит полиция, за шум после десяти, драки, алкоголь и тому подобное сразу увольняют и отправляют обратно в Гетто, на оружие строгий запрет — не такой, как в Гетто, а по-настоящему строгий, и арендная плата там повыше, и разрешение на жительство надо все время продлевать, так что не все стремятся туда попасть, но я бы хотела. Может, если работы у Маноа окажется много, я попрошу его подписать мою заявку. Если он согласится — это автоматический поднимет мне личный индекс до сорока пяти.

Автобус затормозил у парка, я вышла и остановилась. Парк цвел — это первое, что бросалось в глаза. Я не дикая, видела, как цветут растения, и в теплицах у нас с Коди всегда все цвело как надо, я даже дома как-то раз вырастила куст помидоров. Но это было другое. Я осторожно ступила на песчаную дорожку между деревьями, словно боясь, что все увянет от одного моего неуместного присутствия. Но парку было все равно, что я из Гетто и что я сидела в тюрьме, даже когда я кончиками пальцев провела по лепесткам огромных бело-розовых цветов на приземистом дереве, они и не подумали осыпаться. В памяти всплыло слово «магнолия». Я стояла и улыбалась, и так бы, наверное, и простояла полдня, если бы за спиной кто-то не спросил:

— Что, первый раз?

Я обернулась и увидела девушку моих лет — видно, она вышла из автобуса вслед за мной.

— Ага.

Девушка улыбнулась.

— Круто, да? Я тоже так стояла, когда сюда впервые приехала, чуть на работу не опоздала. Я Аша, а ты? Тебе куда, на другую сторону парка, да? — мои ответы ей были явно не нужны, ей просто нравилось болтать. — Идем, там дальше еще лучше.

Она двинулась по дорожке вглубь парка, я последовала за ней. Ее присутствие придавало уверенность — идти за кем-то легче, чем идти самой. Так что я просто шла и глазела по сторонам, слушая болтовню Аши и время от времени поглядывая на экран, чтобы убедиться, что я не отклоняюсь от курса. Судя по навигатору, я отклонялась, но в меру, и время позволяло идти за Ашей и представлять, что я просто гуляю. Она принялась рассказывать то о том, чем занималась («…на другом конце парка детский сад, и они искали уборщицу на вторую смену, прикинь, как повезло, я там уже год работаю, и мне сказали, что если я закончу курсы, то потом смогу работать помощницей воспитателя, я уже записалась, это потому, что у меня хороший индекс, туда ведь кого попало не возьмут, все-таки дети…»), то о своей семье («…и приходится каждый день ездить туда-сюда, я хотела подать заявку на квартиру в рабочем поселке, но мама говорит — а кто будет следить за младшими, и вообще там опасно, а я говорю — ага, как будто у нас не опасно, а младшие уже могут и сами за собой следить, и тогда мама говорит — там надо платить аренду, это дорого, а я ей говорю — ездить тоже дорого…»), о Сити («…приехала пораньше, чтобы посмотреть на центр, специально нарядилась, и я тебе говорю — никто не понял, что я из Гетто, все такие вежливые, я ходила посмотреть на Собор Иоахима, даже внутрь зашла, и никто ничего не сказал, правда, меня потом остановили и проверили пропуск, но у меня недельный рабочий, могу тут хоть на ночь остаться, если надо, но я не остаюсь…»). Ее болтовня странным образом успокаивала, и я дошла с ней почти до самого детского сада, помахала рукой и свернула на улицу Канделя.