Голос внутри меня

– Я не смог бы двигаться быстро, даже если бы хотел. Эта штука мощно сбивает с ног.

Он со стоном поднялся с пола. Его качало, голова кружилась, однако он двигался с нарочитой уверенностью, чтобы не показывать, в каком он состоянии. Эффект от воздействия тазера был краткосрочным. Киз, сидевший в инвалидном кресле, казался маленьким. Руди видел, что за маской бравады тот трясется от страха. Его рука, сжимавшая револьвер, дрожала, и он щурился, чтобы лучше видеть. Вероятно, его здоровый глаз был не так уж здоров.

Руди взял телефон с подставки. Телевизор продолжал что-то показывать, и из него громко разносился голос ведущего Алекса Требека. Каттер повернулся к старику и замер, его лицо исказила гримаса ненависти. Киз, испуганный и взвинченный, наблюдал за ним. Взгляд Руди был прикован к дулу. Ствол револьвера покачивался в руке старика, как игрушка: влево, вправо, вверх, вниз.

– Вот, – сказал Руди, протягивая телефон, но так, чтобы старик до него не дотянулся.

– Бросай. – Киз наклонился вперед и вытянул свободную руку.

– Как скажешь.

Руди бросил телефон так, что тот перелетел через голову старика, припал на одно колено и схватил тазер. Киз в панике выстрелил и промахнулся, пуля попала в стену над телевизором. Каттер схватил его за руку, державшую револьвер, и стал дергать и сжимать ее до тех пор, пока пальцы старика не разжались. Револьвер упал на деревянный пол.

Руди наклонился. На лице Киза отражался ужас.

– Видишь ли, Джимми Киз, дело в том, что мне не нравится, когда кто-то мешает моим планам, – прошептал он.

Одну руку в перчатке он положил старику на затылок, а другой стал сдавливать ему шею. Он наблюдал, как глаза Киза, который понимал, что сейчас произойдет, расширились, как его губы сложились в безмолвное «О!». Одним быстрым, преисполненным злобы движением Руди наклонил голову старика вперед. Шея противно хрустнула. Тело Киза дернулось, как будто в него выстрелили из шокера. Воздух вышел из его легких долгим, сдавленным выдохом.

Убийца выпрямился. Он прислушался к реву зрителей на телеигре, потом взял пульт и выключил телевизор. В доме стояла тишина. Если кто из соседей и слышал выстрел, им на это было наплевать. Никто не бежал на помощь. Никто не вызывал полицию.

В голове все еще гудело от электрошока. Руди спокойно снял с себя гарпуны, расстегнул рюкзак и сунул в него шокер и револьвер. Затем он оглядел квартиру, убеждаясь, что не оставил ничего, что могло бы указать на его присутствие. Ни отпечатков. Ни ДНК.

Старик еще был жив. В его легких что-то булькало.

Руди почувствовал голод. Он открыл холодильник и нашел нарезку индейки из ближайшего гастронома. Сев на кровать, он ел индейку, смотрел, как на улице машины медленно ползут в пробке, и ждал, когда Киз умрет.

Глава 16

Фрост пытался понять свое отношение к Иден Шей.

Она ему не особо нравилась. Она была пустынным гигантским кактусом, такой же колючей со всех сторон, чтобы не подпускать чужаков. Он чувствовал в ней некоторую жестокость и нестабильность; на первое место она ставила только себя. Как писатель, она собирала все чужие секреты, не делясь своими. И в то же время его восхищала ее холодная расчетливость, ее открытая агрессивность, ее стремление получить желаемое. Она абсолютно ясно дала понять, что у нее на него есть виды, и в этой откровенности звучал сексуальный подтекст.

«Хотите поговорить еще? Или желаете заняться кое-чем другим?»

Фрост давно не спал с женщиной. Последний раз – с Джесс. Секс с Иден был бы рискованным: с ней не было гарантии, что его личная жизнь останется «не для протокола». Если бы она оказалась в его постели, она сделала бы из этого еще одну главу для своей книги.

И все же это не мешало ему думать о соитии.

Истон встал с дивана, стоявшего у окна в эркере. Был поздний вечер, стемнело. Шак спал на полу; он развалился на спине и, ни о чем на свете не заботясь, открыл свое белое пузо. В доме пахло корицей, а все потому, что ужин состоял из двух печений «Поп-тарт» с сахаром и корицей. Уже месяц после ссоры с Дуэйном в его холодильнике не появлялась гумпомощь, и он питался тем, что мог купить навынос.

Фрост поднялся наверх, в гардеробную, где лежали коробки с его прошлым. Он вспомнил, что видел воспоминания Иден об Айове в коробке Кейти, и достал ее, спустился вниз и поставил на диван. Первым делом он изучил фото Шей на обложке. Фотография была необычной, но очень в духе Иден – теперь, когда он познакомился с ней, он это хорошо понимал. Камера снимала ее с достаточно большого расстояния, так что рассмотреть детали было трудно. Она сидела на балконе второго этажа своего дома в Сан-Франциско; поза – ноги просунуты через перила и свисают вниз – была довольно рискованной. Балкон удерживался на стене с помощью двух каменных имитаций веревок, выходящих из пасти льва. Под балконом Фрост увидел двух жуткого вида горгулий, установленных над входной дверью.