На самом деле Хоуп смотрела на мать каждый день. Ее акварельный портрет висел над камином в гостиной. По какой-то причине Фрост увидел в нем нечто странное и пугающе знакомое. Он узнал Хоуп по фотографиям, хотя портрет был, вероятно, написан, когда она была подростком. Даже зная, что Хоуп совершит через несколько лет, легко было разглядеть в ней несчастного ребенка. Отчаянный взгляд с портрета смотрел куда-то вдаль. Акварельные краски размывали черты, поэтому девушка выглядела так, будто в ней совсем нет самобытности и над ней нависает опасность раствориться в холсте.
– Хоуп сама нарисовала эту картину, – проговорила Джозефин, когда заметила, что Фрост смотрит на портрет. – Это единственный автопортрет, что у меня остался.
– Она была очень талантлива.
И в самом деле. Мастерство производило впечатление, особенно если вспомнить, что художница написала этот портрет в ранней юности. Однако девушку, писавшую автопортрет, глядя на себя в зеркало, очевидно, что-то очень сильно мучило.
– Что вам надо? – спросила Джозефин. И заговорила сама, словно торопясь ответить на вопросы гостей до того, как они их зададут: – В те времена, знаете ли, люди не говорили о психических заболеваниях. Это было позорным клеймом. И никто не понимал, что постродовая депрессия может сотворить с матерью. В Хоуп все видели только уродца. Чудовище. Но она была не такой. Она была больна, и никто не мог ей помочь. Даже ее муж. Даже я.
Фрост услышал, как задрожал ее голос.
– Она очень хотела этого малыша, понимаете? – продолжала она. – Очень. Она любила Рен. Люди не верили этому после случившегося, но это так. Постоянно говорила, что хочет ребенка. Была готова. В больнице, когда у нее выдавалась свободная минутка, она ходила в педиатрическое отделение и болтала с мамочками. Она была на седьмом небе, когда забеременела. Не могла дождаться, когда у нее родится собственный ребенок. Просто она не могла знать, как его рождение подействует на ее психику.
– Мы понимаем, – заверила ее Иден. – Мы знаем, что Хоуп болела.
Джозефин достала платок и высморкалась.
– Ну вы не знаете, через что мы прошли. Люди говорили жуткие вещи. Джим не мог смириться с этим. Это его и убило. Я сама многие годы прожила с чувством вины, а потом решила, что нужно забыть об этом. Что сделано, то сделано.
Она не села и не предложила им сесть. Она не хотела задерживаться на прошлом.
– Вы поддерживали связь с Руди Каттером? – спросил Фрост.
Джозефин покачала головой.
– Нет, нет, нет. После похорон мы с Руди больше не разговаривали. Имейте в виду, это был его выбор. Мы тянулись к нему, но он не желал иметь с нами ничего общего.
– Вы знаете, что его выпустили?
– Да.
– Он пытался связаться с вами?
– Естественно, нет. Представить не могу, зачем ему. Я действительно много лет его не видела.
Фрост снова посмотрел на портрет. Ему казалось, что Хоуп следит за разговором. Его не покидало странное ощущение, будто он раньше где-то ее видел. Он не понимал, откуда это. Ведь он не знал о ней ничего, кроме лица на картине, однако чувствовал, что она где-то была с ним рядом. Он не мог определить где, но это точно было недавно.
– Мы считаем, что через серию убийств Руди каким-то образом выражает свою ненависть к Хоуп, – сказал Фрост.
– Не вините мою дочь в том, что совершил он! – возмутилась Джозефин. – То, что совершила Хоуп, ужасно, но она была больна. Не контролировала свое сознание. Руди же – самый настоящий монстр. Ему нет оправдания. Никакого. Кроме того, я не знаю, почему вы думаете, что здесь есть связь. Он начал убивать через много лет.
– Ярость может очень долго тлеть в человеке, – сказал Фрост.
– Не желаю слышать такие вещи!
Иден решила вмешаться, чтобы успокоить ее:
– Джозефин, прошу вас, не надо. Мы не виним Хоуп. Все это дело рук Руди и никого другого.
– Это верно, – сказал Фрост. – Мы пытаемся понять, как он выбирал женщин. Если мы найдем то, что объединяет жертвы, это поможет нам собрать улики, необходимые, чтобы засадить его обратно в тюрьму. И мы хотели выяснить, не связано ли это как-то с Хоуп.
– Я ничего об этом не знаю.
– Уверен, вы читали об убийствах. Вы наверняка следили за судом над Руди. Не было ли в жертвах чего-то такого, что наводило вас на мысли о Хоуп? Вы были знакомы с кем-нибудь из женщин или с их семьями? Может, есть какое-то внешнее сходство? В поведении? Это наверняка какая-то мелочь.
Джозефин, даже не задумавшись ни на секунду, уверенно помотала головой.
– Вообще ничего. Мы закончили? Мне пора идти.
– Еще одно. Я хотел бы, чтобы вы взглянули на фотографии.
Фрост достала из кармана телефон и нашел снимки значков, которые были на Нине Флорес в день ее рождения. Он протянул телефон Джозефин, и та с явной неохотой взяла его в руки.
– Девушка на фотографиях – Нина Флорес, – сказал он. – Она была первой жертвой Руди. На снимках еще есть ее семья. Эти значки были на Нине в тот день, когда с ней познакомился Руди. Он видел их. Я хочу знать, есть ли в этих фотографиях нечто такое, что могло бы пробудить в нем гнев на Хоуп.