Голос вождя

– Почему нельзя? Можно! – обрадовал Николай. – Ну, тоже только в самозарядном варианте. Однако Дима знает одного мастера, который нужные детали вытачивает – вставим, и будет у нас полноценное автоматическое оружие!

– Парни, да вы просто находка! – улыбнулся я. – Вот сейчас вы мне с новой стороны открылись! И я не буду спрашивать, зачем обычным гражданам Советского Союза автоматы и пулеметы!

– Так тут никакого секрета нет! Мы ведь состоим в стрелковом кружке, регулярно тренируемся. Ну и, конечно, бывшим военным иной раз охота очередями пострелять! – подмигнул Николай. – Вы не думайте, Виталий Дмитрич, это не нарушение закона… Это… свободная трактовка его буквы! В нашем клубе много милиционеров занимается, вплоть до генералов! Ну, вы ведь сами там состоите и всех знаете!

Димон толкнул друга локтем.

– Ох, простите, Виталий Дмитрич, я забыл, что вы… как бы… не совсем тот… – смутился Николай. – Я хотел сказать, что ничего криминального в том, что клуб владеет автоматами, нет. Мы ведь все законопослушные граждане и используем их только на тренировках.

– А тут так и вообще для хорошего дела они понадобились – фашистов бить! – сказал Димон.

– Хорошо, я все понял! – кивнул я. – Можете быстро организовать покупку, переделку и доставку сюда?

– Конечно! – уверенно ответил Николай. – Прямо сейчас метнемся в Москву, быстро там все организуем. Документы вам на подпись я скину по электронной почте. За пару дней, надеюсь, управимся!

– Давайте! Патронов побольше купите! Боеприпасов не бывает много! Бывает либо мало, либо мало, но больше не унести! – пошутил я. – Но у нас, к счастью, целый броневик – сколько бы патронов вы ни привезли, все заберем!

Глава 14

15 сентября 1941 года, Германия, Берлин

Полковник Рейнхард Гелен с самого утра испытывал приступ меланхолии, из-за чего пострадала выправка – плечи опустились, сапоги шаркают, взгляд отрешенный… Сосуд мировой скорби.

Двигаясь от отеля «Адлон» по Унтер-ден-Линден, Гелен поглядывал вокруг как будто вчуже, словно впервые увидав «Липы»[57].

Немцы, немцы… И немки. Они все продолжают жить так, как будто ничего не изменилось, как будто война на Востоке бушует не от их имени.

Конечно, поправки в жизнь внесены, но жители Берлина по-прежнему полны надежд и довольства. Как и раньше, хлещут пиво и уминают сосиски с капустой. Они даже не догадываются, что обречены, что их будущее ужасно и позорно.

Нет, эти вот прохожие, что фланируют рядом, военные и штатские, не доживут до грядущего срама. А какая разница? Что толку утешать себя – дескать, на твоем веку все будет хорошо, это лишь твоих внучек будут насиловать черномазые и всякие арабы…

Гелен передернул плечами. Он один во всем германском Рейхе знал, что их ждет через полвека, и это знание угнетало его куда больше, чем близкий разгром Вермахта и красноармейцы, расписывающиеся на колоннах Рейхстага.

Что – русские? Победители придут и уйдут, а побежденные немцы останутся. Будут трудолюбиво восстанавливать то, что разрушено в боях, будут терпеть трудности, дабы вернуть хотя бы скромное благополучие.

Ему уже сорок, он точно не увидит, как зажиточная… как зажравшаяся Германия признает извращение нормой, как откроет границы для турок, ливийцев и прочих недочеловеков из Азии и Африки.

Эти… мигранты явятся в его фатерлянд не работать или учиться. Нет, они станут бездельничать, сидя на пособии от щедрот немецкого народа, будут гадить повсюду, грабить, убивать, насиловать, а изнасилованные немки или ограбленные немцы примутся оправдывать эту мразоту…

И это было больнее, мучительней всего!

Чертов русский! Он влил в него яд, от которого нет антидота.

Можно, конечно, попытаться изменить историю, чтобы как-то увернуться от будущего расчеловечивания, но как? Да и что он может один?

Напишет книгу о том, как пышная, белотелая Европа послужит подстилкой варварам? Которых сама же впустила и будет содержать!

А толку? Что он вызовет у читателей, кроме недоверия, непонимания и негодования? Негодования к автору, позволившему себе опорочить будущие поколения!

Да и нельзя такое публиковать сейчас, мигом загремишь в гестапо. После войны? Так ведь гнусно получится – все работают как проклятые, а он один такой умный, пророчествует, будто все их труды напрасны и приведут не к расцвету, а к полному упадку!

Гелен длинно вздохнул и поднял голову. Кафе «Бауэр».

Кафе так кафе…

Заказав кофе с булочкой «Бухтельн», Рейнхард устроился в углу, не замечая посетителей. Тут, пожалуй, не меланхолия уже, а депрессия…

Это лечится: приставляешь пистолет к виску и жмешь на спуск.

Ну уж нет, он не настолько боится жить, чтобы кончать самоубийством!

– Вы позволите? – послышался спокойный голос.

Гелен с удивлением поднял взгляд и увидел рослого человека в приличном, хотя и несколько старомодном костюме. Лицо его с холодными серыми глазами и пышными кайзеровскими усами дышало силой.