Голос времени

Рябина гроздьями, как искрами, пылала.
Снег падал хлопьями без устали, неспешно.
«Молчи, молчи, я всё об этом знала», –
Ты повторяла тихо, безутешно.

Под тонкой шалью вздрагивали плечи,

По-детски выглядели странно и печально.
Тот разговор в субботний поздний вечер
Нам стал обрядом грустно-развенчальным.

Теперь всё в прошлом. Я и ты – чужие.

Мы здесь вдвоём не на своём пиру.
Я на другом, а ты на этом берегу.

Рябины гроздья будто неживые,

Окоченев, темнели на снегу.
Ложились тени длинные, косые.
Мне надо уходить, но не могу!

Душе пред умирающим закатом

Приюта нет на ледяном ветру.
Божественными чувствами богатым,
Двоим влюблённым в юности когда-то,
Пришла пора заканчивать игру.

Я уходил, ты тихо повторяла:

«Иди, иди, давно об этом знала».
А мне дышать и жить невмоготу.
Замёрзший пруд позёмка заметала,
Я видел не тебя, а пустоту.

Теперь никак не мог представить ту,

Которая лишь мне принадлежала.
Когда-то так восторженно и сладко
Любовь дарила щедро без остатка,
Самозабвенно, жертвенно и грешно,
Но стало так невыносимо тесно
Жить рядом в узком, замкнутом кругу.

Теперь пред нами простиралась бездна,

Ты здесь, на этом, я – на дальнем берегу.

Мечтательница

Всю ночь мечтала, сочиняла планы:
«Вот заработаю, на пенсию пойду
И буду посещать другие страны,
Музеи и кафе, и рестораны,
Отраду сердцу и уму найду.

В ЮАР поеду! Нет, вначале – в Ниццу.

В Париж, в Париж! А после на Тибет».
И тянет женщину блаженно за границу,
А денег всё как не было, так нет.

На пенсии давно, забвенье ближе, ближе…

А старость рядом дышит холодком,
И, пролетая, как «фанера над Парижем»,
Всё о Париже думает тайком.

Мечтательница горестно застыла,

Опять ей жизнь почти невмоготу.
Прибавку к пенсии поутру получила –
Хватило б пенсии с прибавкой на еду.

Телеэкран едва мерцает тусклый,

Немного скрашивая горестную тишь.
Но как заслышится «прононс» французский,
Опять ей мнится сказочный Париж.

Известно – мы во власти Божьей воли

«Мечтать не вредно!» – рёк Козьма Прутков,
И на Хрипанском одичалом поле
Ей Елисейские Поля до боли
Напомнить каждый камешек готов.

Не замечает во дворе соседа Мытю,

Там тень его качается слегка.
«Непросыхающий» в очередном подпитьи
Пришёл занять на баночку пивка.

Но где-то существуют на планете

Блистательный Париж и сказочный Мане;
Привстав с поклоном в бархатном жилете,
В лилово-голубом кабриолете,
Зовёт ту женщину, которая «во сне».

Брошенная