Голос Вселенной 1993 № 19-20

Он дернул ручку на себя. Заслонка не поддалась. Тогда он уперся одной ногой в стену и дернул еще, и еще раз Заслонка со скрипом отошла. Пак удивился – какая она была толстая, с его клешню толщиной.

За заслонкой была дыра, ведущая в темному и неизвестность.

Буба осторожно просунул в дыру голову. Потом повернул набрякшее лицо к Паку и Хреноредьеву и сказал:

– Спокойно, придурки! Тут с умом надо!

Он подался еще немного вперед, потерял равновесие перевалился через край и пропал из виду. Через несколько мгновений снизу послышался гулкий шлепок. Буба Чокнутый, видно, приземлился.

– Во-о, голова! – Хреноредьев погрозил Паку пальцем. – Учись, щенок, едрит тя этой заслонкой по башке!

Пак помолчал немного и сказал:

– Надо выручать Чокнутого. Веревки есть?

Хреноредьев задумался, потом ответил:

– Откуда, едрена, было два конца, так имя передовика Пуго к трибуне привязали.

– Значит, нету! – огорчился Пак. – Дожили, две веревки на поселок, и-эх!

Хреноредьев просунул в дыру голову и трагическим голосом вопросил:

– Буба, где ты?!

– Бубу-бу-бу… – прокатилось эхом.

– Не отзывается, умник!

– Ладно, я полезу, – решился Пак.

Он понадежнёе запихнул под комбинезон железяку – обоймы лежали у него в карманах – огляделся, будто прощаясь с родным и знакомым навеки. И шагнул к дыре.

Хреноредьева он проинструктировал:

– Ты вот чего, старый обрубок! Ежели мы вылезти не сможем, кидай туда, что под руку подвернется, да побольше – сложим горочкой, глядишь, и до края дотянемся. Понял?

– Понял, – недовольно проворчал Хреноредьев.

– Ну, тогда прощай на всякий случай!

Пак перевалился через край, повисел немного на вытянутых руках, болтая ногами, пытаясь нащупать опору. Но не нащупал. И разжал руки…

Очнулся он от вопля Хреноредьева, усиленного эхом.

– Эй, Па-ак! Ты живо-о-ой?!

– Живой! – отозвался Пак. И приподнялся.

Он вытянул руки, пытаясь определиться – что, где, как. С одной стороны была пустота. С другой Пак нащупал несколько железных скоб – одна выше другой. Это была лесенка. Он выругал себя последними словами, стоило прыгать, когда вот она, лестница – хошь вверх, хошь вниз… Он не сомневался в том, что лестница вела в Эдин подпол. И все же Пак оторвался от нее и пошел в противоположную сторону. Через семь или восемь шагов он наткнулся на глухую стену. Постучал. Стена была железной. Внизу она покато переходила в пол. Труба, сообразил Пак, огромная, широченная труба!

– Буба, умник, ты где? – позвал Пак. – Отзовись! – Чего орешь! – буркнул Буба из-за самого плеча. – Тута я! Разорался, обалдуй!

Пак облегченно вздохнул. Ему уже надоели трупы за сегодняшний день. И он был искренне рад, что Буба живой.

– Эй, чего вы там! Отвечайте! – орал сверху Хреноредьев.

Ответить ему было нечего. Надо было сперва разобраться.

– Чего там?! – не успокаивался инвалид…

Буба высморкался, посопел и крикнул вверх:

– Чего, чего! Цистерна баланды да бак пойла, вот чего!

В образовавшейся тишине стало слышно, как тяжело и с натугой засопел наверху Хреноредьев. Но тут же послышался его голос:

– Не трожьте без меня, едрена тарахтелка! Эй, слыхали! Я, как член поселкового совета, ответственно заявляю – не трожьте! Щя уже, лезу к вам…

Пак хотел крикнуть, чтобы Хреноредьев ощупал стены, может, до лестницы доберется. Но не успел. Рядом тяжелым кулем шлепнулось тело Хреноредьева, расплывшееся и обрюзгшее. Только деревяшки протезов скрипнули.

– Ох, едрит твою! – заявил Хреноредьев натужно.

И тут же встал, дыша в лицо Паку какой-то дрянью. Он был явно несокрушим.

– Где здесь цистерна, едрена-матрена?! Где бак?!

Буба сунул ему под самый нос кукиш.

– Вот тебе и бак, и цистерна, и хрен с редькой!

Инвалид взвыл сатанинским воем. По трубе раскатилось протяжное:

– Ы-ы-ы-а-а-а-угхр-ры-ы!!!

Пак сочувственно похлопал инвалида по плечу.

В это время где-то вдалеке еле забрезжил свет. Он был поначалу совсем слабеньким – так себе, не свет, а мерцанье. Но потом становился все сильнее и сильнее. Пока не перерос в ослепительный, бьющий по глазам напор фар. Вместе со светом рос гул, лязг, треск – из еле различимого до оглушительного, непереносимого.

Пак, Буба Чокнутый и инвалид Хреноредьев в едином порыве вжались в стену – ни живы, ни мертвы.

Мимо с дьявольским грохотом, неимоверно гудя в полой трубе, стуча гусеницами и вся сотрясаясь, пронеслась бронированная машина… Пронеслась, высвечивая потаенные дали, поднимая пыль столбом, оставляя угарное зловоние… Пронеслась и пропала в неизвестности. Лишь долго еще вибрировали стены да что-то мерно гудело. Но со временем все стихло.

– Надо вылазить отседа, к едрене фене! – предложил Хреноредьев шепотом. – Бежать, покеда нас всех тут не уконтропупили! Такая моя идея, едрит ее громыхалкой!

– Похоже, мы все недоумки! – высказал вдруг интересную мысль Буба Чокнутый.

И спорить с ним не стали.

Пак еле различал силуэты сотоварищей. Он держался одной клешней за скобу и раздумывал, выбираться отсюда или не стоит пока. Наконец решился.

– Надо разведать, куда труба ведет! – сказал он.

– Не-е, я наверх, едрена феня! – заявил Хреноредьев.