Голос Вселенной 1993 № 21-22

Пак лежал в засаде и помалкивал. Он выжидал жертву. И его больше не манило бездонное небо. Он присмотрелся к этой голубой пропасти, привык. И теперь всякий раз, поднимая голову, он видел совсем иное – не лазурь и сияние солнышка – а пепелище, скукожившуюся телогрейку, дымы над поселком и бьющуюся в агонии Эду Огрызину.

А потому, когда за кружевом листвы показалась двуногая вытянутая фигура, Пак, не раздумывая, нажал на спусковой крюк.

– А-аау!!! – раздался короткий вопль.

И через полминуты на поляну выполз Буба. Он держался рукой за ухо. Из-под ладони сочилась кровь. Хреноредьев шепнул Паку:

– Ты б его дострелил, что ли! Чего етому избраннику мучиться.

Пак треснул Хреноредьева железякой по башке. Хотя надо было бы треснуть за промашку самого себя.

– Ну и как знаешь, едрена! – не обиделся Хреноредьев. – А только я скажу, что он опять все забаламутит! Лучше бы его кокнуть!

Буба выразительно поглядел на Пака, но не стал выяснять отношений – Хитрец все еще сжимал в руках трубку, мог ненароком прострелить и другое ухо.

– Ну и чего ты там разведал? – ехидненько поинтересовался Хреноредьев.

– Военная тайна! – важно промолвил Буба. Хреноредьев разинул беззубый рот.

Паку тоже не понравился ответ.

– Чего дурака валяешь! – сказал он строго.

Буба внимательно посмотрел на окровавленную ладонь, потом другой рукой потрогал продырявленное ухо, сморщился, как гриб-перестарок, сплюнул под ноги.

– Нету там ни хрена! – сказал он беззаботно.

– Ну, я те щя нос отгрызу! – взъелся Хреноредьев.

Пак оттолкнул инвалида локтем.

– Как это – ни хрена?

– А вот так, ни хрена, и все.

Инвалид пригорюнился, заплакал, снова уселся на собственную же деревяшку. Он не мог переносить этих бесчисленных оскорблений, этих обыгрываний на все лады его вполне симпатичной и милой фамилии. Но что было делать! Тут даже самый «компанейский мужик» сомлеет.

– Врешь! – лицо Пака скривилось.

– Ей-богу, не вру!

– Врет он! – заорал Хреноредьев снизу. – Врет, едрена!

Глаза у Бубы стали совсем безумными.

– Ты, придурок старый, пораскинь остатками своих куриных мозгов, на хрена мне врать?!

Инвалид начал рвать на себе майку под комбинезоном Его волнение грозило перерасти в истерику. И Пак еще раз дал ему трубкой по башке.

– Чего ты его все время по чану лупишь?! – заорал Буба. – Он и так ни хрена не соображает, а после этого и вовсе охренеет!

Хреноредьев встал. И, прищурившись, исподлобья уставился на Чокнутого.

– По-моему, – сказал он тяжело и весомо, словно превозмогая в себе что-то, – по-моему, Буба предатель и вражеский лазутчик.

Пак оглядел Хреноредьева так, как будто впервые его увидал.

– Не зыркай, Хитрец! Я давненько наблюдал, едрена кочерга, за этим недобитком. Точно тебе говорю, враг! Подосланный он!

Чокнутый провел ладонью по лицу и перемазал его сверху донизу собственной кровью, теперь он стал похож на свирепого, но оплешивевшего и окончательно спятившего индейца, который прямо в сию минуту встал на тропу войны.

Но Хреноредьева трудно было взять голыми руками.

– Ну-у, – протянул он, – что я тебе говорил, едрена?! Иль ты, Хитрец, чутье потерял? Ты погляди, кто перед тобою стоит?! Это ж контра, едрит его благородие!

– Ты, Хреноредьев, гусеницами обожрался, вот и спятил! – заявил Буба.

Но Пак начинал чувствовать к Чокнутому непонятную, не осознанную еще ненависть. Он поддался инвалидову настроению.

– Руки! – резко выпалил он.

– Чего-о?

– Руки в гору!

– Придурок…

Пак пальнул над самой головой Бубы.

– Руки, падла!

Чокнутый неторопливо задрал над головой свои костлявые грабли. Челюсть у него отвисла.

– Обыщи, – приказал Пак Хреноредьеву.

– Это мы в момент! – ответил инвалид и засуетился вокруг Бубы, обшаривая его.

– Точно, придурки!

– Молчать, вражья морда!

Пак не спускал глаз с лазутчика. Он готов был прикончить его при малейшем движении. Да, бдительность и еще раз бдительность! И как он забыл об этом! Прав Хреноредьев, проморгали врага и шпиона, но не беда – вперед наука!

– Нету ничего! – доложил инвалид, закончив кропотливое дело. – Видать, припрятал, гад!

– Ну чего я припрятал?! – возмутился Буба.

– Чего надо, то и припрятал! – пояснил Хреноредьев тоном, не терпящим возражений. – У-у, контра недорезанная!

Глаза у Бубы бегали как у воришки, пойманного на месте преступления. Но он ничегошеньки толком не понимал.

– К дереву! – скомандовал Пак. Хреноредьев толкнул Бубу кулаком в грудь.

Пришлось тому подчиниться. Он встал спиной к дереву, прислонился к шершавой коре.

– Так, значит, там нету ничего? – повторил вопрос Пак.

Буба покосился на Хреноредьева и дипломатично ответил:

– Абсолютно ничего.

Хреноредьев меленько засмеялся – противно, разливчато.

– Что и требовалось доказать, едрена-матрена! Враг! Скрывает что-то!

– Потом будешь разговоры разговаривать, – разозлился Пак. – А сейчас снимай с него ремень и руки вяжи!