Голос заботливого предостережения

Иеромонах Доримедонт укоряет святителя Игнатия в том, что он не смог по достоинству оценить современных ему духовных наставников, не признавал духовного делания за Оптинскими старцами, будучи послушником старца Леонида, этого «благодатного основоположника Оптинского старчества»[1], отошел от него, что и определило его «личный духовный опыт», «опыт… жизни без послушания старцу». Но пересмотрим кратко житие самого старца Леонида, затем святителя Игнатия в период его послушничества, чтобы глубже проникнуть в суть духовных отношений старца и ученика и того, что могло стать причиной их разлучения. Старец Леонид (в миру Лев Данилович Наголкин) в начале своего монашеского пути вступил в Оптину пустынь (1797), но через два года перешел в обитель Белобережскую. Причина этого перехода, скорее всего, была в том, что в то время в Белых Берегах настоятельствовал иеромонах Василий (Кишкин), старец духовной жизни, подвизавшийся немалое время на Афоне. Здесь же Лев вскоре был пострижен в монашество и наречен Леонидом, а затем вскоре же был рукоположен в иеромонаха. Уже через пять лет по вступлении отца Леонида в Белобережскую обитель братия избрала его настоятелем. Показательно, что и эти пять лет он не находился здесь постоянно, но временно переселялся в Чолнский монастырь, где тогда подвизался его земляк - схимонах Феодор, ученик великого старца Паисия (Величковского). Именно под руководством этого наставника отец Леонид научился противоборству страстям и достиг духовного просвещения. Тогда же он имел и духовное общение с настоятелем Брянского Свенского монастыря[2]. С избранным наставником отец Леонид не имел возможности видеться часто, тем более после того, как сам стал игуменом. Но вскоре сам старец Феодор переселился в Белобережскую обитель. Через четыре года по избрании игуменом отец Леонид сложил с себя настоятельство и вместе со старцем Феодором и другим подвижником - иеросхимонахом Клеопою - поселился в безмолвном месте, в глуши леса недалеко от обители. Но и здесь недолго прожили отцы вместе. Уже через год после вселения в пустынь отца Леонида старец его переселился в Новоезерский монастырь, а затем перешел в Палеостровскую пустынь. Через два года после разлучения со старцем отцы Леонид и Клеопа перебрались на Валаам, куда на следующий год прибыл и сам старец Феодор. Причем во всех этих обителях против старцев возбуждалось недовольство, и они натерпелись немало притеснений и гонений от братии. Причиной этих гонений было то, что к отцам стекалось за советами много народу - не только монахов, но и мирян всех сословий. Такое руководство старцев-подвижников тогда еще было новостью во многих русских обителях, и не все могли понимать учение их. Некоторые, даже из благомыслящих подвижников валаамских, смотрели на жительство старцев с недоумением. Так что и с Валаама старцам Феодору и Леониду пришлось перебраться в Александро-Свирский монастырь[3].

Стоит нам обратить внимание на то, какие отношения были у отца Леонида со старцем Феодором: «Замечательно,- говорится в житии,- что отец Феодор, бывши старцем-наставником о «тца» Леонида, в то же время имел его своим духовником и другом духовным. Опасаясь, как бы о «тец» Леонид, как ученик, не стал действовать в отношении к своему старцу по пристрастию снисходительно, о «тец» Феодор, приступая к исповеди, скажет, бывало, иногда: “Ну, Леонид, смотри, чтобы не щадить”. И если о «тец» Леонид делает своему старцу какое-либо замечание, оно всегда принималось им с любовию и благодарностию»[4]. Через пять лет по переселении в обитель Александро-Свирскую отец Феодор окончил многотрудное поприще земной своей жизни, испустив дух на руках любимого своего ученика, «а вместе и духовного отца своего, о «тца» Леонида»,- говорится в житии. Перед смертью, получив дар прозорливости, старец отечески уговаривал своих сподвижников: «Отцы мои! Господа ради друг от друга не разлучайтесь, поелику в нынешнее пребедственное время мало найти можно, дабы с кем по совести и слово-то сказать. Да вы теперь сие и на опыте, яко в зерцале, видите. Но, к сожалению, за премногие грехи мои, в нашем союзе не находится ныне такого мужественного и достойного строителя, который бы мог содержать обитель и нас окормлять по преданию святых отец, и назидать благорассмотрительно… Но собраться воедино, кажется, полезно для подкрепления друг друга»[5].