Франц не раз ошибался, но упорно продолжал высаживать деревья, учась на своих ошибках. «Мне доверили какое-то время распоряжаться этой землей, – писал он. – Я был ее смотрителем. А если точнее – ее опекуном. Но известно, что дьявол кроется в деталях. И он подбрасывал мне эти “детали” на каждом шагу». Франц наблюдал за реакцией «детей девственного леса» на среду обитания, а потом пытался исправить то, что им не нравилось. «Лесовосстановление начало напоминать процесс ухаживания за садом. Ты вступаешь с этими деревьями в близкие отношения. Когда находишься на своей земле, очень трудно удержаться от того, чтобы не сделать что-то полезное – посадить еще одно дерево, подрезать ветку, пересадить то, что уже посажено, в более подходящее место. Я называю это “упреждающей перераспределительной натурализацией”. Дон считает, что мне просто нравится с этим возиться».
Щедрость кедра распространяется не только на людей, но и на многих лесных обитателей. Его нежная, низко свисающая хвоя – любимая еда оленей и лосей. Казалось бы, сеянцы, укрытые в зарослях, достаточно хорошо замаскированы, но они настолько вкусны, что травоядные охотятся за ними, словно дети за спрятанными шоколадками. И так как кедры растут медленно, они долгое время остаются уязвимыми на той высоте, до которой могут дотянуться олени.
«Неожиданности постоянно преследовали меня в работе, следуя за мной, как тени в лесу», – писал Франц. Так, его план по выращиванию кедров на берегу реки был хорош, если не принимать во внимание, что там жили бобры. Кто же знал, что они едят кедр на десерт? В результате деревья в его кедровом питомнике были обглоданы до основания. Тогда он посадил их снова, на этот раз огородив забором. Но дикая природа только ухмыльнулась. Рассуждая с позиции лесных жителей, он высадил вдоль реки целую рощу ив – самого любимого лакомства бобров, – надеясь отвлечь их от кедров.
«Мне определенно следовало созвать совет мышей, белок, рысей, дикобразов, бобров и оленей, прежде чем начинать свой эксперимент», – писал он.
Многие из этих кедров сегодня уже долговязые подростки, с несоразмерно длинными конечностями и недостаточно окрепшие, еще не ставшие самими собой. Обглоданные оленями и лосями, они кажутся еще более неуклюжими. Под густой кроной клена завитого они с трудом пробиваются к свету, протягивая свои руки-ветки. Но их время приближается.
Завершив последние посадки, Франц писал: «Возможно, я не сумел исцелить землю. Но я почти уверен, что знаю направление, в котором необходимо двигаться во имя общего блага. Нужно взять за правило компоненты взаимодействия. За все, что я даю, я что-то получаю взамен. Здесь, на склонах Шотпача, я занимался не столько возрождением деревьев, сколько возрождением собственной личности. Восстанавливая землю, я восстанавливаю себя».
В имени кедра – «Дарующий богатство женщинам» заключена истина. Он и Франца сделал богатым, наделив его видением живого мира природы и умением передать свой дар, который со временем станет еще прекраснее, будущим поколениям.
Вот как Франц писал о Шотпаче: «Это был опыт создания своего леса. Но это также был мой личный творческий опыт. Как если бы я писал пейзаж или сочинял цикл песен. Поиск правильного расположения деревьев напоминает работу над поэмой. Учитывая отсутствие у меня нужной квалификации, я не мог в полной мере соответствовать званию лесничего, но мне нравилось думать, что я писатель, работающий в лесу и взаимодействующий с лесом. Писатель, который практикует искусство лесоводства и пишет среди деревьев. Методы ведения лесного хозяйства, конечно, могут меняться, однако мне неизвестно ни одного случая, когда бы лесопромышленников или лесные колледжи в качестве профессиональной квалификации заинтересовала искушенность в искусстве живописи. Но, возможно, это как раз то, что нам нужно, – художники в качестве лесничих».
По прошествии многих лет работы на своем участке он стал замечать, как после продолжительного нанесения ущерба начал восстанавливаться водораздел. В своих дневниках он описывает путешествие во времени в Шотпач через сто пятьдесят лет, когда «почтенные кедры составили основу ландшафта, где когда-то были заросли ольхи». В то же время он прекрасно понимал, что его сорок акров леса – всего лишь саженцы, и пока что весьма уязвимые. Для достижения его цели потребуется гораздо больше заботливых рук, а также сердец и умов. Посредством своего творчества на земле и на бумаге он хотел помочь людям изменить отношение к реликтовым культурам и восстановить связи с живой природой.
Реликтовые культуры, как и реликтовые леса, не были уничтожены. Земля хранит память о них и способность к возрождению. Они связаны не только с этнической принадлежностью или историей, но и с отношениями, порожденными взаимодействием людей со своей землей. Франц доказал, что можно возродить девственный лес, но он также имел в виду воспроизводство реликтовых культур, мечтая увидеть мир целостным и исцеленным.