Голос зовущего

После осмотра в сельской больнице, куда доставили Диндана, врач сказал, что спасти его может только немедленное переливание крови.

Временами, когда к Диндану возвращалось сознание, он чувствовал в себе неодолимую жажду жизни.

Уже в том, что он попал в больницу, он усматривал нечто необыкновенное. Диндан всегда и во всем почитал себя человеком необыкновенным. Вот и теперь необыкновенным образом он попал в больницу. Но отнесутся ли к нему здесь столь же внимательно, как к обыкновенному больному? Может, вздумали его умертвить? Без суда и следствия? В слабеющий рассудок Диндана назойливо стучалась фраза:

«Ноги уже в темноте, ноги уже в темноте».

И еще такая:

«Не станут они со мной цацкаться».

Бесстрастная деловитость и профессиональная сноровка врача, которые проявлялись в жестах, взгляде, отрывистых приказаниях сестрам, — все это не смогло успокоить Диндана.

Диндану казалось, что приготовления к операции протекают медленнее, чем обычно. Ему казалось, что это делается умышленно. Когда ему впрыснули небольшую дозу морфия, он испугался, что его хотят усыпить, а потом лишить самого драгоценного — жизни.

— Помогите, — лепетал он. — Маре передайте. Я не хочу умирать.

Некоторое время он бредил. Слова тяжело, но связно сходили с языка.

«У вольных птиц век короче, чем у живущих в неволе», — Диндан несколько раз повторил эту фразу. Потом в его взгляде появилась осмысленность, и он сказал врачу:

— Доктор, я уже наполовину пуст. Снимите тяжесть с ног, а в груди легко, я сейчас полечу. Держите меня под руки, когда станете оперировать. Не убивайте меня, спасите.

И потом прошептал так тихо, что врач едва расслышал:

— Им я не верю. Они хотят меня прикончить. Спасите.

Была установлена его группа крови. Вызваны два донора.

Диндан лежал на столе в операционной. Яркий свет вливался в комнату сквозь большие окна. Постукивали башмаки на деревянной подошве. Пахло йодом. Старшая сестра приготовила аппарат для переливания крови. Донорам захотелось узнать, кому они отдадут свою кровь.

Доноры — особый народ. Братья по группе крови. Теперь, когда за сданную кровь платят не деньгами, а общественным признанием, доноры стали гуманистами, у них свои идеалы, они верят в кровное братство людей.

Первый донор оказался учителем и пионервожатым. Он был гуманным педагогом. Дети его любили. Он отдавал свою кровь, и в поселке все об этом знали. В таком поселке, как этот, друг о друге все знали всё. Он был чуток к товарищам. Вежлив с соседями. Во всех отношениях был человеком достойным, всегда держал слово, был точен, обладал достаточным воображением, отличался удивительным уменьем проникнуть в душу ребенка. С детьми учитель был чист и прозрачен, словно родник. Он учил, что цель жизни — бороться за правду, что высшие добродетели — честность и отвага. Он воспитывал детей в духе патриотизма, готовил их к высокой миссии — стать гражданами.

Узнав, что кровь предназначается преступнику, учитель смутился.

Он свято верил в обязанности общества по отношению к личности, но столь же свято верил и в обязанности личности по отношению к обществу. Гармония этих двух предпосылок была для учителя залогом осуществления грядущих идеалов.

А тут его просили отдать кровь человеку, который восстал против всего того, за что учитель боролся, чему учил своих учеников. Отдать кровь человеку, который разрушал и подтачивал основы общества? Отдать кровь человеку, который надругался над общественным правопорядком, который пренебрег мнением и взглядами своих сограждан? Отдать кровь человеку, который ни во что не ставил труд других людей? Отдать кровь человеку, который все ценности мерил на деньги, добытые бесчестным путем?

Он крал? Да, он крал.

Он грабил? Да, он грабил.

Тогда учитель задал наиглавнейший вопрос:

— Он — убийца?

Капитан Пернав был вынужден признать, что на совести Диндана (если она у него есть) лежит ответственность за судьбу Эдмунда Берза.

— Архитектора Берза?

Учитель знал архитектора по его статьям в газете, видел здания, построенные им.

— Значит, я должен отдать свою кровь убийце?

И он отказался отдать свою кровь Диндану. Это шло вразрез с его принципами. Как после этого он станет смотреть в глаза детям? Так рассуждал он, к такому пришел решению, и его решение было окончательным.

Второй донор был человек попроще, работал кассиром в промкооперации. Здоровяк без особых претензий и высоких помыслов. Кровь сдавал отчасти из гуманных соображений, но больше для здоровья, временами чувствуя в себе излишек крови.

Кассир был на редкость крепким человеком, сидячий же образ жизни действовал на него губительно. А сдаст кровь — сразу станет легче. Кассир не возражал отдать кровь Диндану, хотя Диндан в свое время ограбил кассу его коллеги в соседнем районе.

Но когда кассир увидел, что учитель — а тот в его глазах был эталоном порядочности — отказывается дать кровь, то и кассир заколебался.