Голоса

— А где курица-то? — спросил он.

— Что, нету? — в один голос воскликнули Митя и Аня.

— Нету… Тряпка только.

Аня молча выбежала из избы и через минуту привела в горницу детей. Вид у них был виновато-торжествующий. Катя и Малыш вытянулись посреди горницы и дружно уставились в пол.

— Ну, альтруисты, спасатели куриные, — грозно сказала Аня. — Признавайтесь!

— А что, мамочка, нам ее жалко стало! Что нельзя, да? — запальчиво сказала Катя.

— Знаете, как она побежала! — добавил Малыш.

— Куда же вы ее дели?

— Мы ее соседям в курятник бросили. У них много черных кур, они не заметят, — сказала Катя.

— Я пойду поймаю, — оживился Витька.

Митя с Аней засмеялись счастливым смехом. Пускай кто хочет отрубает головы курицам! Оба обрадовались, что им так здорово удалось этого избежать. Дети тоже заулыбались, поняв, что им не грозит взбучка.

— Вить, не надо ее ловить. Пусть живет! — сквозь смех сказала Аня.

Витька пожал плечами и ушел.

— За этот подвиг на обед вам будет только картошка, — объявила Аня.

— Картошка без курицы вкуснее, чем с курицей, — изрек Малыш.

— Спасенная курица — тоже пища, только духовная! — сказал Митя, важно подняв палец.

Глава 12

Письма и телеграммы. Метод участия. Светлана Чижова. Нити и ниточки. Вот в чем штука!

Утром следующего дня, перед тем как идти вновь упорядочивать свое поле, составляя на нем пирамидки льна, Митя заглянул в светелку. Он надеялся найти в шкафу, полном всяческого хлама, какие-нибудь рукавицы, чтобы не так саднили руки. Митя открыл шкаф и еще раз провел беглую инвентаризацию имеющегося там барахла. Подкова, царский серебряный рубль, половина вилки, моток капроновой лески, ржавые гвозди, шуруп со сбитым шлицем, подлокотник от кресла, целлулоидный черный козырек от фуражки…

Митя выдвинул ящик, потом другой. Во втором ящике он нашел россыпь нераспечатанных конвертов с адресами. Митя вытащил одно письмо и прочитал адрес. Письмо было адресовано в студенческий спортивный лагерь, в Городище, находившееся, как знал Митя, километрах в восьми за лесом. Штемпель на конверте указывал, что письмо пришло на почту неделю назад. Митя вытряхнул ящик на кровать и стал изучать штемпели. В россыпи были письма десятидневной давности, недельные, совсем недавно полученные, а среди них несколько телеграмм, написанных от руки и незапечатанных. Все телеграммы были направлены на имя некоей Светланы Чижовой. В телеграммах сообщалось последовательно: «ПРИЕЗЖАЙ МАМА БОЛЬНИЦЕ БАБУШКА», «СРОЧНО ВЫЕЗЖАЙ МАМЕ ПЛОХО БАБУШКА», «СВЕТИК МАМЕ СОВСЕМ ХУДО ТОРОПИСЬ БОЮСЬ БЕДЫ». Последняя телеграмма была датирована вчерашним числом.

Митя в растерянности посмотрел на груду. В светелке было тихо и полутемно, только на оконном стекле жужжала толстая черная муха, упираясь в невидимую преграду. Мите показалось, что россыпь писем шевелится, шепчет что-то неразборчивое, голоса перебивают друг друга, точно все слова и сообщения, находившиеся в запечатанных конвертах, сами собой вырвались наружу и окружили Митю плотным шелестящим облаком. Тут Митя и ощутил осязаемость этого поля, о котором думал не переставая уже несколько дней. Он вслушивался в беззвучные голоса и в этот миг представил себя самого в виде полюса, вбирающего силовые линии поля. Сообщения замыкались на Мите. Когда он подумал о том, сколько индивидуальных и незнакомых ему и друг другу судеб собрались сейчас в горке конвертов, то еще раз незаметно порадовался правильности своей догадки о поле сознания, но одновременно почувствовал срочную необходимость что-то предпринять. Он один был в этот момент мостиком, соединявшим чужие проявления мысли и чувств. От Мити зависела нерушимость поля.

— Елки зеленые! — пробормотал Митя. — Какой гад!

Эти слова относились к почтальону Витьке, который проявил преступную халатность и лень, не доставив письма по адресу. Митя выскочил в сени, открыл дверь во двор и крикнул в полумрак по направлению к сеновалу:

— Витька! Ты здесь?

Ответом ему было молчание. Двор пустовал, вся живность была на пастбищах и прогулках. Витькин мотороллер отсутствовал.

Митя сгреб письма в охапку и понес их в горницу, где Аня заканчивала снаряжать детей для очередного рабочего дня. Он вывалил письма на стол и объяснил жене, что к чему. Он уже знал, что нужно делать, и знал, что он это сделает, но ему словно бы недоставало подтверждения своему намерению.

Аня быстро, по-женски, перебрала письма, будто рылась в своей шкатулке с шитьем. Она извлекла телеграммы и прочитала их. Митя видел, что деятельная ее натура уже ищет решение. Он не подсказывал, хотя и знал, что сейчас отправится туда, за восемь километров, в этот неизвестный лагерь, вторгшийся вдруг в его спокойную, академическую жизнь. Он почти обрадовался, когда Анино лицо просветлело и она накинулась на него:

— Ну и чего же ты стоишь, как пень? Неужели мне тебя все время надо учить?

— А что делать, по-твоему? — невинно спросил он, даря жене маленькое удовольствие самой придумать выход из положения.