Голоса

– Счастливого пути, – Кэт помахала ему рукой на прощанье. – Ну чего ты так на меня смотришь? – Бес даже вздрогнул от резкости ее тона. – Просто у них сегодня плохое настроение. И вообще: вот твое солнце, вот твое небо, – указала она рукой на лампочку и потолок, – бери и пользуйся. Просто не забывай, что ты в этом мире не один, – теперь она обвела рукой комнату и хлопнула Беса по плечу. Неожиданное дежавю неприятно накатило волной из отдалённых глубин памяти, заставляя оживать видения сегодняшней ночи.

– А у вас что, все по расписанию?

– Нет. Но если нечего делать, мой юный друг, то ты вполне можешь его составить и неукоснительно его же и соблюдать, строго следя за тем, чтобы и другие особи, живущие здесь, не нарушали данного священного постулата. Еще могу возложить на тебя раскладывание вещей в платяном шкафу по цветам и материалам, если ты конечно найдешь его в этом доме. Но до пришивания личных бирочек к ста сорока парам моих носок ты еще не дорос. Не занимайся ерундой, просто будь, это самое главное. Вот и вся простецкая философия. Понял?

– Не вполне, но буду всячески стараться постигнуть тайны этого жилища, – сказал Бес уже в полной мере чувствовавший на себе действие виски и успокоительного.

– И напоследок: на втором этаже траву не кури, – Эмми злится. И не сори, – она необратимый педант. А теперь иди домой и завтра я жду тебя здесь. Всего доброго. И прежде чем Бес успел опомниться она выпроводила его за дверь.

Бес шел домой, прокручивая в сотый раз в голове незнакомое ему слово «педант». К концу своего пути он укрепился в мысли что педант – это новое направление в музыке, к которому ему предстоит примкнуть не позднее завтрашнего дня. «Все же жизнь – это самая непостижимая вещь, которая могла случиться со мной за все время моего существования на этой круглой земле».

* * *

Пути Господни неисповедимы. Те, кто чертит на листах пергамента свою собственные карты просто сбивается с пути немного быстрее тех, кто имеет твердую веру и путеводную звезду на небе. Вот если и есть Бог, то он где-то очень высоко в этом небе и кажется отсюда очень маленьким и ненадежным. Но все же он, наверное, существует, не грубо опошленный церковными догмами и папскими проповедями, а совершенно независимый и неповторяющийся для каждого, кто вдруг решил протянуть ему свою неуверенно подрагивающую руку. И сколько бы впредь дорог не открывалось перед таким человеком он выберет единственно правильный путь, оставляя за собой две пары следов.

Страшно замерзнуть изнутри. Однажды проснуться и понять, что тебе никто не нужен, а главное никому не нужен ты. Слезы – это не признак жалкой слабости, слезы – это соленая памятка того, что ты еще жив и способен чувствовать. Слезы – это признак человечности, которую мы в себе старательно искореняем. Слезы – это вдох. Смерть – выдох…

Время текло, увлекая в этом потоке группу «Лестница», которая постоянно рисковала наткнуться на острые подводные камни, потонув в безызвестности или окончательно сесть на вязкую мель, поставив тем самым точку в своем неравномерном и неоднозначном развитии.

Время… Время с каждым днем сокращало их жизни на двадцать четыре часа, а жизнь Беса на целых двадцать пять, так как он свято верил в наличие этого лишнего часа, по всей видимости путая его с двадцать пятым кадром. Единственное что было намертво выгравировано на корке его головного мозга в секции со скромным названием «память» так это время и дозировка. Пренебрегая одним из этих имен нарицательных, в первом случае он рисковал вновь испытать то «волшебное» ощущение всепобеждающей ломки, коварно преследовавшей его и жестоко наказывающей за отсутствие должного внимания и трепетного отношения к самой себе; во втором случае он мог всего лишь не проснуться. Первое было страшнее.

Он очень боялся, что Эмми или еще кто-нибудь раскусят его, догадавшись о «маленькой» слабости. Тщательно исследовав свою комнату, он решил, что самым подходящим местом для хранения своих тайных удовольствий будет небольшой зазор между кроватью и стеной. Хорошо порывшись на чердаке, он нашел старую грязную мыльницу, тщательно соскреб с неё сомнительный налет и прикрутил к стене под самой сеткой своей двуспальной кровати. Даже если бы кто-нибудь и полез под кровать (ну мало ли что ему там понадобилось) мыльницу не было видно из-за вечного полумрака, неколебимо царящего в этой зоне. В мыльнице он хранил иглы от одноразовых шприцов, конвертики с коком и деньги, которые откладывал именно для этих нужд. Травкой и таблетками он нарочно сорил по всему дому, оставляя их иногда даже в туалете, полагая, что это не наведет никого на какие бы то ни было странные мысли и щекотливые вопросы. И действительно: для всех Бес был просто любителем марихуаны и ЛСД. А, впрочем, никто и не хотел задумываться над тем, чем он занимается, закрывшись на все замки в своей неубранной комнате.