Муж удивлен – удивлен, однако для него эта новость не оказалась совсем уж неожиданной. Значит, он понимает, что творится; он что-то знает обо всех этих событиях – и, конечно же, гораздо больше, чем рассказал тебе.
– Уильям, что за гроза собирается над нами? Что за беда нас ждет?
– Молчи, – отвечает муж. – Пока – ни звука.
С этими словами он снова целует тебя. Отчасти – затыкая тебе рот, отчасти – ища помощи и набираясь храбрости перед предстоящим ему загадочным походом.
Он долго, не отрываясь, смотрит тебе в глаза.
– Все будет хорошо, – говорит он. – Гильдия победит. Мы выиграем бой. И катастрофа, грозящая всем нам, будет предотвращена.
Слова его исполнены надежды, однако с каждым словом страх в его взгляде становится все сильнее, и ты ничуть не сомневаешься, что муж лжет.
Нежное прикосновение к твоему лицу и знакомый голос из темноты пробуждают тебя от сновидений об убийствах и катастрофах.
Да, ты проснулась, но сон не оставляет тебя – окутывает, будто туман, сообщая каждому мигу жизни некую отрешенность, непреходящее ощущение сна наяву.
– Мама?
Ты садишься в постели, отчаянно моргаешь и заставляешь себя окончательно проснуться. В дверях стоит темноволосая молодая женщина – полногубая, решительная, во взгляде дичинка, рука упирается в бедро. По бокам – двое других, близнецы, несколько младше годами, но столь же своенравны и своеобразны.
Сьюзен, Джудит и Хемнет, величайшие в твоей жизни достижения, лучшее, что тебе удалось, твои будущие надежды.
– Где отец? – спрашивает Сьюзен. – Когда он вернется?
– Ваш отец должен был срочно уехать, – отвечаешь ты со всей убедительностью, на какую только способна в сложившихся обстоятельствах, – по очень важным и неотложным делам. В скором времени он вновь будет с нами.
– В скором времени? – это Хемнет, ему уже шестнадцать, но до сих пор выглядит намного младше. Кожа его нежна, лицом он чист – скорее, мальчишка, чем юноша. – А когда именно наступит это «скорое время»?
– Хемнет, дорогой, точно я не знаю. Ничего сказать не могу.
– Но, мама… – голос Джудит необычайно печален, она в высшей степени расстроена. – Пожалуйста! Отчего ты не можешь сказать точно?
– Я уже сказала, – отвечаешь ты, пожалев о раздражении в голосе в тот же миг, как оно вырвалось наружу. – Я сказала вам все, что знаю.
Хемнет шмыгает носом.
– Раньше он никогда не покидал нас. Ни разу. Он всегда был с нами.
– У многих людей отцы уходят из дому, – отвечаешь ты. – Идут в город, в поле, на армейскую службу. Некоторые даже отправляются в Лондон. А стоит человеку угодить в этот устричный садок, он никогда не вернется назад. По крайней мере, таким, каким был.
– Но отец… – продолжает Сьюзен. – Он всегда был… другим. Не таким, как остальные мужчины. Он всегда был с нами. Его место – здесь, разве не так?
– И он будет с нами снова, – отвечаешь ты, изо всех сил стараясь убедить ее, вкладывая в голос как можно больше теплоты и уверенности, которых в тебе нет ни на грош. – Он вернется, и все снова будет по-прежнему. Попомните мое слово: все станет, как раньше.
Снаружи доносится первый слабый раскат грома, рокочущего баса-профундо готовой вот-вот разразиться грозы, и ты, сама не зная отчего, уверена, что эта гроза будет страшнее всех гроз, какие тебе только доводилось видеть.
Дождь льет, как лил последние пятнадцать часов – жестко, беспощадно, без передышки. Струи ливня хлещут в окна, барабанят по стеклу, впиваются когтями в стены твоего дома, словно стремясь пробиться внутрь и разметать в прах все, что ты всю жизнь возводила с такой заботой и любовью.
Ты сидишь в гостиной, едва заметно пахнущей дымом очага, и смотришь, как темная вода за окном бьет по раскисшей земле. Рядом сын. Он насторожен и угрюм, сидит, отвернувшись от тебя, и кажется (хотя ты подозреваешь, что на самом деле его мысли витают вдали, где-то там, куда ушел тот, кто произвел его на свет), что его внимание приковано к битве стихий снаружи, к совокуплению неба с землей. Его сестра наверху, вышивает за пяльцами, а старшей сестры нет дома – вероятно, укрылась от этого великого потопа у подруги.
Тебе совсем не хочется задумываться ни о том, где она может быть на самом деле, ни о личности этой подруги, ни о том, как крепко ее угораздило влюбиться, так как ее милый – вполне благовоспитанный малый по имени Джон – произвел на тебя впечатление человека праведного и достойного. Да, ты много рассказывала Сьюзен об опасностях, поджидающих девиц в период созревания, о соблазнительности мужчин, об их мускусном запахе, о твердости их мускулов и неожиданной нежности, однако сама понимаешь, что, сказанные тобой, эти слова утрачивают изрядную долю должной весомости – ведь именно ты некогда была эпицентром городских сплетен и пришла расписываться в приходской метрической книге с выпирающим брюхом, готовая вот-вот разродиться первенцем. Посему сейчас ты сидишь и молча вслушиваешься в мерный ритм дождя, льющего с небес.