Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1

Больше он не проронил ни слова. Закрыл глаза и отвернулся.

Глава первая

Так прошла неделя. Молча завтракали и ужинали. Вечерами я читала Вадима Зеланда, пытаясь прокручивать самую счастливую киноленту моей жизни. Я уже не рассчитывала услышать его историю, как вдруг, словно и не было никого молчания, он сказал:

– Девочка моя, у всего есть начало… А вот конца может и не быть. Расскажу тебе одну историю, только ты не обижайся, как эти пустоголовые птенцы, не понимающие разницы между «реноме» и «паблисити».

Счастливый билет

Давным-давно пройдена эта точка. Упущен раз и навсегда единственный момент, когда ещё можно было что-то исправить. На календаре двадцать пять раз поменялся год. Скажу больше, одно тысячелетие сменилось другим. Так бывает на стыке веков… Только боль от утраты ощущения счастья стала ещё невыносимее и осознанней. Потому что я теперь точно знаю, когда была пройдена эта точка невозврата…

Я заметил её издалека и, хотя мы не виделись уже лет пять, сразу же узнал девушку, которая когда-то ласково называла меня «солнышко».

Она стояла у газетного киоска на остановке трамвая и изучала выставленные в окне почтовые марки. На марках красовались диковинные орхидеи. Потом открыла сумочку, чтобы достать мелочь, и я тихо окликнул:

– Майя!

Она вздрогнула и улыбнулась так, что казалось – десять солнц взошло на небосводе.

– Ты?

– Я…

– Как жизнь? – поинтересовалась она, рассматривая мою новую стрижку. А потом добавила: – Так тоже неплохо, хотя длинные волосы тебе очень даже шли.

Я молча закурил, неловко потоптался и спросил:

– Всё там же работаешь?

– Да. Представь, мне даже нравится.

– А я, наверное, уже бы диссер защитил, будь ты со мной! – это неожиданное признание вырвалось само собой…

Она опять вздрогнула, но теперь не столь от неожиданности, сколько от воспоминаний, нахлынувших, как ураган «Катрина» или «Мария».

– Но ведь это ты, это ты тогда сказал, что ничего серьёзного пока не планируешь, и просто пропал…

– Май, у меня уже два пацана растут. Куда ещё серьёзнее! – вздох вырвался, словно крик о помощи.

Она внимательно посмотрела на меня, прикоснулась одним только указательным пальцем к моим губам, словно не хотела ничего слышать о моей жизни…

А я захватил её ладонь и этот пальчик и яростно поцеловал в благодарность за такой её миротворческий жест.

– Знаешь, а глаза у тебя по-прежнему блестят… Значит, ты всё равно счастлив! – произнесла она, но смотрела уже на распахнувшиеся двери красного старого трамвая, освободив руку и непроизвольно закусив нижнюю губу, словно от острой боли или не желая сказать что-то обидное.

Вошла в салон. Потом произнесла еле слышно, так тихо, почти шёпотом:

– Я люблю тебя!

Дверь медленно, со скрипом закрылась, а трамвай, стуча на стыках, увозил её и мой тогда счастливый билет.

Глава вторая

– Какая грустная история.

– Не грустнее жизни.

Следующим вечером он опять не произнёс ни слова. А я успокаивала себя, что не совсем ещё сошла с ума, разговаривая с глупым попугаем. Ладно, не глупым.

В субботу вечером словно лопнула тонкая струна времени, и комнату наполнил лёгкий шелест его крыльев. Это как звук раздвигающихся портьер или кулис. Я, не желая спугнуть входящее волшебство, тихо присела напротив.

– Иннокентий. Кеша слишком как-то фамильярно.

– Прости. Иннокентий!

– Так вот, дорогая моя девочка, в жизни случаются такие невероятные вещи, что, поверив в их реальность, ты становишься их проводником.

Мост, или Идущая в облаках

Эта квартира – настоящее сокровище. Досталась мне по стечению обстоятельств, но обстоятельств самых невероятных. И чтобы до них докопаться, нужно вспомнить давнюю подругу, с которой нас свела судьба одним дождливым осенним вечером.

Сейчас, конечно, трудно понять и представить ту движущую силу, ежевечерне выталкивающую меня из тёплого уютного жилища в моросящую непогоду… Однако таковых энтузиастов нашлось не так уж и мало!

Мойра, молоденькая розовощёкая студентка математического факультета; Сэми, выпускник физического факультета; я, приехавшая из России по обмену и окончившая всё тот же Массачусетский университет, но получившая диплом преподавателя биологии… Всего в наш класс записалось десять человек. Разных, но крайне талантливых и тщеславных. Эти качества и помогали нам, я уверена, выдержать четыре года обучения и не бросить занятия живописью и композицией помимо основных занятий и работы, у кого она была. Этот класс стал единственным за всю историю художественной школы, который в полном составе дошёл до финишной черты. И поскольку наше трио было особенно спетым, мы решили отпраздновать окончание вечерней школы торжественным запуском выпускных работ прямёхонько по реке Миссисипи.

Что говорить, зрелище было ещё то! Большие белые листы с карандашными портретами Давида и Аполлона, изрядно подмоченные и тяжёлые, сделав круг почёта и одновременно борясь с течением, медленно погрузились в тёмную прохладную воду.

Это был первый шуточный след, который мы оставили… Вернее, наши «бессмертные» творения.