Голоса из подвала

– Смешнее только слово «таблетки»…

– Не пей их, не пей их, не пей…

– Или слово «диафильм»…

Диафильм

Оля утопила пальчиком кнопку звонка и тут же брезгливо отдернула руку – мало того, что сам звонок не работал, так еще и кнопка оказалась липкой от застарелой въевшейся грязи. По всему видно, что гости сюда захаживали нечасто даже при жизни хозяйки.

Она полезла в сумочку за салфеткой, а заодно и за телефоном – как-то ведь нужно оповестить Петрова о своем прибытии. Но Женька словно дежурил, прижав ухо с той стороны двери. Глухо лязгнул старый замок. Наружу выглянула лохматая голова – лицо бледное, глаза горят.

– Что так долго? Проходи скорей.

– А как же «здравствуй, любимая»? – надула губы Оля.

– Привет, – торопливо чмокнул ее в щеку Женька и посторонился, пропуская в прихожую. – Да не разувайся, так иди!

Его ладонь оказалась неприятно похожей на кнопку неработающего звонка, такой же влажной и холодной. Женька потянул Олю за собой через узкий коридор, по скрученным обрезкам изоленты, хрустящим щепкам и хлопьям осыпавшейся с потолка побелки, вдоль ряда приваленных к стене пластиковых мешков, битком набитых всевозможным мусором. В углу, на горе иссохших ободранных кусков обоин, покоились Женькины рабочие инструменты: дрель, скребок, мастерок, испачканный краской большой столовый нож. Так вот он куда пропал с кухни, подумала о ноже Оля.

– Осторожнее тут!

Следуя за мужем, она перешагнула поваленную прямо поперек порога складную лестницу и очутилась в единственной на всю квартиру комнате. Только здесь Женька отпустил ее руку и застыл, тяжело сопя носом от нетерпения и любопытства.

– Гляди!

Оля была возмущена:

«Как все прошло, любимая?..» – «Замечательно, солнце мое!» – «Не устала ли?..» – «Еще как устала!» – «Контракт подписали?..» – «Да, подписали, но некоторые пункты пришлось уточнять и согласовывать по десять раз, потому и задержалась, ты уж прости, дорого… Ой».

Чумазую Женькину физиономию осветила торжествующая улыбка.

– Видишь теперь?

– Петров, что это?

– А это, Оленька, и есть то, о чем я тебе говорил… Клад. Находка!

– Нет, Жень, правда, что это такое?

Мебели в комнате осталось мало: со слов Женьки, часть шкафов и тумбочек он еще на той неделе разобрал и оттащил на свалку, чтобы освободить пространство под мешки для мусора. Нетронутыми были старый, небрежно прикрытый желтой от древности простыней, диван и низенький журнальный столик перед ним – стекло, некогда прозрачное, посерело от множества мелких царапин.

Там, опираясь на короткие, как у свиньи-копилки, ножки, стояло нечто больнично-зеленое, угловатое и чуть вытянутое, формой и размерами напоминающее коробку из-под обуви, только не с картонными, а с железными стенками.

– Это, Оленька, называется диафильм, – объяснял Женька ласковым тоном, каким разговаривают с маленькими детьми. – Или точнее – проектор для диафильмов. Диапроектор, иначе говоря, он же фильмоскоп. Ископаемое чудо из детства… У тебя такого никогда не было?

– Первый раз слышу. И вижу.

Осторожно ступая среди беспорядочно разбросанных по полу пакетов, пустых сигаретных пачек, мятых пивных банок и упаковок из-под сухариков, Оля медленно обошла таинственный агрегат, разглядывая его с разных сторон.

– Это чтобы фильмы смотреть?

– Не просто фильмы, а диафильмы!

Сбоку и сверху на коробке имелись два ряда узких прорезей, похожих на решетки для вентиляции. Из задней части к спрятанной за диваном розетке тянулся плоский изоляционный провод, некогда белый, а теперь грязно-коричневый, с маленьким переключателем посередине. С той стороны, что была обращена к стене напротив дивана, из тронутого ржавчиной ребристого серого гофра пучил круглый глаз объектив.

Оля наклонилась, чтобы рассмотреть выцветшую надпись на бумажной наклейке рядом.

– «Зайка»?..

– «Знайка», – поправил ее муж. – Раньше такие проекторы использовали в школах, показывали с их помощью учебные диафильмы. Посмотри, там сзади, на корпусе, написано – семьдесят шестой год выпуска! Стеклянная линза, регулировка лампы, переключатель напряжения… Эта штука могла работать в двух режимах, даже в Японии. Сейчас, конечно, ничего подобного нигде не производят.

– А ты-то где его откопал?

– На верхней антресоли, в прихожей. Стал выгребать завалы, зацепил провод – и эта штука мне чуть башку не проломила. Тяжелый… Но, главное, Оль, он ведь до сих пор работает, еще как работает!

Говорил Женька восторженно, едва ли не с благоговением. Оля же не испытывала ничего такого и продолжала рассматривать пыльные, заляпанные старой паутиной бока проектора с сомнением и брезгливостью.

– И на что он тебе сдался?

– Мух собирать! Как ты не понимаешь – это ж такая ламповая вещь, раритетище. И в рабочем состоянии, что уже само по себе потрясающе, просто фантастика.

– И за сколько твою фантастику можно продать? – поинтересовалась она.

Женька нахмурил брови.

– Нет, Оль. Продавать его я не буду. Это… Это все равно что собственную память на продажу выставить.

– Толку-то от такой памяти…

– Ты не понимаешь.