Голоса на ветру

Через два года после исчезновения Гарачи Данило Арацки получил на свой адрес и имя тщательно упакованный пакет из Новой Зеландии, в котором было полицейское досье с точно указанными именами доносчиков, многие из которых Даниле не были известны, другие он знал смутно или они стерлись из его памяти, но нашлись и такие, которые заставили его подумать, что лучше бы ему было умереть до получения этого досье, которое переправил ему Гойко Гарача в знак благодарности. Это были доносы на Данилу его друзей, коллег, случайных знакомых, женщин, которых он любил, но которые, как стало теперь ясно, его не любили…

* * *

Из всех доносов его больше всего шокировали те, под которыми стояла подпись Марты. Неужели она его так ненавидела? А если так, то зачем вышла за него замуж? Зачем родила ребенка, а потом отрицала его отцовство, хотя цвет глаз и волос были убедительнее свидетельств о рождении всего мира? Вопросы множились и множились, сводясь к одному общему: возможно ли, что за всю его жизнь столько людей следило за ним, ненавидело его, презирало, пыталось уничтожить, выгнать с работы, отнять у него возможность лечить, любить, жить?

Чем дольше он изучал досье, тем больше оно казался ему похожим на точный анатомический атлас его души. Сколько же было мелких, далеких, полузабытых и забытых встреч, знакомств, случайных женщин, псевдодрузей, бессмысленных решений, лишних разговоров, обещаний, отказов, повторяющихся снов, которые оживляли в его памяти лица и голоса тех, после чьих ночных визитов его лицо на следующий день сияло. Но были и такие сны, которые, повторяясь, леденили ему кровь в жилах и чаще всего были связаны с домом Арацких, стоявшим между зданиями городской управы и суда, от которого после последней бомбардировки союзников осталась только огромная воронка, наполненная водой, в которой плавал мертвый поросенок. Во сне, словно желая столкнуть, кто-то толкал его к этой воронке, которая делалась все шире. Того, кто его толкал, он не видел, потому что каждый раз, когда пытался оглянуться, тот, за спиной исчезал, оставляя его в ужасе стоять на самом краю пропасти, из которой вылетали огромные черные птицы.

Потом все повторялось. Дыру в земле, в которую провалился дом могущественных Арацких, он видел всего один раз, мельком, потому что чья-то рука тут же потащила его в сторону и в тот же момент какая-то старуха пробормотала:

– Люди! Неужели это все, что осталось от Арацких?

Рыжик не понимал значения ее слов до тех пор, пока страшная яма не начала возникать в его снах, каждый раз видоизменяясь и становясь еще глубже, окруженная изуродованными ветками грецкого ореха, языками пламени и какой-то страшной, непонятной тишиной.

Один только поросенок на поверхности воды всегда был белым и раздувшимся как воздушный шар. «Откуда здесь поросенок?» – спрашивал он себя, пока кто-то не объяснил, что поросенка забросило в воронку на месте дома Арацких неизвестно откуда взрывной волной.

В «Карановской летописи» рассказ про «белого поросенка» повторялся несколько раз, так же как и вопрос: «Что произошло с Наталией и близнецами?». При разборе развалин спасателям удалось вытащить из-под обрушившихся балок и гор штукатурки несколько мертвых тел и Ветину трехцветную кошку, живую. «Наталия с близнецами не обнаружена, так же как и не найдено никаких доказательств того, что они находились в подвале дома, когда все Караново взлетело на воздух». Это обстоятельство вселяло в автора «Карановской летописи» надежду, что Наталия Арацки и близнецы все еще живы. Ведь известно немало случаев, когда после многолетнего отсутствия люди возвращались к своим родным и близким, которые уже успели поверить, что никогда их больше не увидят.

* * *

Спустя много лет, открыв «Дневник» Данилы Арацкого, его сын Дамьян понял, что бывший Рыжик, как и многие жители Караново, верил, что придет день, когда он, потерявший всякую надежду, увидит вдруг лицо своей матери.