Голоса на ветру

Ненавидя самого себя, он отмечал, что, входя в дом, ищет взглядом третью тарелку. Отлично! Поставила, вот она, здесь! Он снимал шинель, фуражку, ремень, револьвер, садился за стол, разворачивал газету. Но между строчками, которые он пытался читать, и его глазами блестела белизна третьей тарелки. Ела сидела по другую сторону стола, молча, словно между ними высится какое-то препятствие, которое невозможно устранить. Только на третий месяц он понял, что это препятствие – третья тарелка. Иногда ему казалось, что тарелка даже не предмет, а нежелательный строгий свидетель. Для того, чтобы между ними потек разговор, этого свидетеля нужно было устранить, но попросить ее сделать это было бы равноценно поражению.

Иногда их взгляды встречались, над третьей тарелкой, после чего повисала зловещая тишина, которую Гойко Гараче становилось все труднее переносить. Сколько он себя помнит, кроме Елы у него в жизни никогда никого не было. А была ли она?

«Да ведь это она меня наказывает!» – подумал он, когда заметил, что Ела с каким-то злорадным любопытством наблюдает за ним со стороны. «Что она так рассматривает?» Он повернулся к зеркалу и остолбенел. Неужели это его лицо? Мрачные, ввалившиеся глаза, морщинистые щеки. Да нет, это не может быть его лицом. Так быстро не стареют! И все же!

Он ушел на работу и вернулся почти в полночь. Жену он нашел спящей. Ее тело за последнее время стало таким легким, что кровать под ней оставалась совсем ровной. Одна рука беспомощно, по-детски, свесилась. Он нерешительно остановился над ней, заглянул в лицо и замер пораженный: это лицо, эти обтянутые кожей косточки, не принадлежало больше этому миру.

В ту ночь он долго не мог заснуть. А когда наконец под утро заснул, увидел утешивший его сон. Во сне был стол, накрытый как обычно. Перед ней стояла тарелка, перед местом, где сидит он, – вторая. Третьей не было. Все было как раньше, и он почувствовал неописуемую радость.

В то утро он поехал на задание. Когда вернулся, белизна третьей тарелки сверкнула как лезвие ножа. «Мстит, ведьма!» – подумал он и тут же смутился, увидев свои рубашки, выглаженные и аккуратно сложенные, приготовленные для очередной поездки, в которую он должен был отправиться этой ночью. Когда вернусь, пообещал он себе, вышвырну третью тарелку в окно и верну покой и ей, и себе.

Уехал он той ночью спокойным, с легким сердцем. Когда вернется, с третьей тарелкой будет покончено, и все само собой разрешится. Жизнь будет продолжаться. Выходя из дома, он невольно улыбнулся.

Но надежда на прекращение конфликта не сбылась. Нежная и тихая, Ела его опередила. Он понял этот в тот момент, когда, подходя к дому, заметил открытое окно и кровь на тротуаре. Ее тело было уже в морге, а душа пыталась найти дорогу в какой-то другой мир, где нет ни предательства, ни ненависти, ни мести.

Полицейские, которые вели следствие, не могли понять, почему он заявляет, что виновен в смерти жены. Да он же уезжал на задание! Вернулся, когда Ела уже была мертва. Почему майор Гарача обвиняет себя, когда все знают, что он и муравья бы не обидел? Жена выбросилась в окно. Все, что от нее осталось, это кровавое пятно на тротуаре и накрытый к ужину стол. Три тарелки. Почему? К ним никто никогда не заходил. Для кого третья тарелка? Следователи удивленно качали головами, а потом попросили психиатров прояснить, почему Гарача твердит о своей вине и о том, что готов сделать все, только бы ее вернуть, вернуть такой, какой она была до того, как в их жизнь влез тот однорукий бродяга…

У соседей не было объяснений тому, что произошло. Дивная красота Елы Гарачи привлекала многие мужские взгляды. Но она любила одного Гойко, так же, как и он любил ее. Тайна третьей тарелки осталась нераскрытой, хотя офицер полиции Гарача, бывший детдомовец из Ясенака, в своем письме доктору Даниле Арацкому написал: «Врачи меня не раскрыли. Елу убила третья тарелка, но эта тарелка была мною…»

* * *

Несколько месяцев спустя Гойко Гарача из больницы исчез. Почему? Узнать это не удалось никому, во всяком случае, говорить об излечении было трудно, он до самого своего исчезновения продолжал нести бред о кристаллах, о синем свете глаз Елы и о тарелке, которая убивает, что разогревало любопытство персонала психиатрической больницы на Губереваце, так и не узнавшего тайну полицейского, которого все старались убедить, что он не виновен в гибели красавицы-жены, в один прекрасный день непонятно почему вдруг выбросившейся из окна. В чем его вина? В том, что на ней женился?

Примирился ли он со своими страшными воспоминаниями или же третья тарелка продолжала его преследовать, Данило, пока был в Белграде, узнать не смог.