Голоса на ветру

– Может! – ответил Данило. – В определенные моменты поэзия и история переплетаются, чтобы народ, с которым они связаны, выжил.

Понимает она это или нет, спрашивал себя Данило, глядя на ее осунувшееся лицо. Чай с медом не помогал. Джорджи с трудом вставала, когда она пыталась ходить, ее качало, в глазах мальчиков был виден страх.

– Парни, все будет в порядке! – утешала их Джорджи, улыбаясь Даниле. Ее трогала забота о ней и ее сыновьях, которую проявлял этот балканский чудак, чью страну ей даже не удалось найти на географической карте.

* * *

– Была когда-то одна страна! – засмеялся Данило. – И разделилась она как амеба на несколько карликовых государств… – добавил он горько. – Так что теперь никто больше не знает, кто он и что он…

В глазах Джорджи Вест благодарность сменилась тревогой и сочувствием. Должно быть, он сильно любил эту страну, которая распалась как сгнившая рыба. Ей бы хотелось кое-что у него узнать. Но Данило приложил к губам палец, пресекая возможные вопросы. Для разговоров еще будет время, сказал он. Мальчики скоро возвращаются из школы, а на другом конце света его сын идет сдавать экзамен по хирургии, уверенный в себе, спокойный, в отличие от него, который таким никогда не был. Через все школьные мучения, через жизненные проблемы Дамьян проходил как нож через масло. Будет ли ему так же легко, когда его сунут в какой-нибудь полевой госпиталь, где придется извлекать из человеческих тел пули, в то время, как над головой проносятся самолеты, несущие свой смертоносный груз, чтобы сбросить его на мосты, школы, больницы, железные дороги? (Позже именно так оно и будет, но тогда, в Хикори Хилл, он этого еще не знал, хотя и предчувствовал, глядя не мелькающие за окном снежинки). Данило на мгновение прикрыл глаза, и под его веками блеснула заполненная водой воронка на месте, где когда-то стоял величественный особняк Арацких.

* * *

«Что же хотела спросить Джорджи Вест?» – недоумевал утомленный долгой дорогой Данило. «Для разговоров еще будет время!» – прервал он ее, солгав и себе, и ей. Не будет времени, если следовать правилам того общества, в котором он живет. И все время мира принадлежит ему, если он встанет на позиции индейцев месквоки, убежденных в том, что в каждом живом существе открывается бесконечность и вечность…

То, что маленькое племя, застрявшее в прериях, никуда не спешит, ни с кем ни в чем не состязается, он понял почти сразу, как оказался в резервации, куда они прибыли, как только Джорджи встала на ноги и к ней из Чикаго приехала присматривать за детьми одна ее родственница. Все пространство было занесено снегом и залито серебряным лунным светом, но под толстым снежным покровом прерия готовилась к новой жизни, когда прорастет кукуруза и травы, послышится топот диких коней и воинственные крики индейцев.

– Все то, что здесь когда-то жило, – прошептала Джорджи загадочно, – ждет момента для своего пробуждения!

Для Джорджи, так же как давным-давно и для Луки Арацкого, все звезды, травы, воды и их обитатели, от рыб до моллюсков, феи и хранимые ими существа, были объединены в одну цепь жизни, как живое доказательство того, что ничто из когда бы то ни было существовавшего не может исчезнуть раз и навсегда.

– Я знал человека, который думал так же! – лицо Данилы осветила улыбка, такая, какой Джорджи раньше не видела. Они были совсем рядом с поселением месквоки, располагавшимся на пологом склоне заросшего кустарником холма. Им навстречу шел высокий стройный старик с длинными волосами. Без перьев на голове, которые Данило видел во всех ковбойских фильмах, спокойный, тихий. Он ждал их с того момента, как Джорджи сообщила о прибытии, то есть довольно долго. Искоса, старик удивленно глянул на Данилу. «Сейчас спросит ее, «это что, твой новый мужчина?» – подумал Данило Арацки. Но старик только молча улыбался. На склоне холма играла толпа ребятишек, они толкали друг друга до тех пор, пока все вместе не покатились вниз. Все, кроме одного, который остался стоять с улыбкой на лице, раскинув в стороны руки, словно обнимая весь мир.

– Да, он обнимает! – сказал старик, словно прочитав мысли Данилы. – Сейчас он «царь Горы».

– А когда он начнет наказывать? – Данило Арацки вспомнил карановскую «игру в рабов» и жестокость, с которой судья назначал наказания тем, чей камень был сбит.

– Почему он должен наказывать или вознаграждать? Или считать себя лучшим, чем другие? Они не соревнуются, они играют… – Друг Джорджи с недоверием глянул Даниле прямо в лицо и надолго задержал взгляд, как будто чего-то ища. – В следующий раз «царем Горы» станет кто-нибудь другой, а нынешний будет копить силы, чтобы в новой игре не покатиться под гору… Твое лицо мне почему-то знакомо…