– Она меня затравит!
– Ну, вот что, – резко ответил тот. – Пусть мама говорит за себя, а вы – за себя. Рисуночек я заберу.
Он почти вырвал из Юриных рук папку, развязал ее, достал рисунок и положил его к себе в дипломат. Щелкнул замками и, не прощаясь, ушел.
Анжелика вернулась домой, когда еще не начинало темнеть, но ей-то казалось, что наступил глубокий вечер. В семь часов она открыла дверь и бросила на пол свою сумку. В семь пятнадцать выпила первую чашку кофе, в семь двадцать пять – вторую. Она то и дело смотрела на часы, но вместо стрелок всякий раз видела чье-нибудь лицо – Жени, Маши, Лены, Саши, а то и покойного мужа. И все же самым худшим было то, что иногда она видела свое лицо – свое, а все же чужое. И при этом ей было так страшно, что хотелось заскулить, выскочить из этой проклятой квартиры, прижаться к кому-нибудь и поведать о всех своих бедах, начиная с того дня, когда Игорь остановил рядом с ней на набережной свою красную машину и предложил помочь. Вся жизнь с того момента теперь представлялась ей одной большой бедой, из которой она не могла выпутаться, не могла даже позвать на помощь, позвать по-настоящему, рассказав все, во всем признавшись.
«Даже если Женя найдет ту девицу, даже если он вернет у нее украденные вещи, – размышляла она, переворачивая опустевшую чашку из-под кофе, чтобы потом погадать. – Даже если он как-то отомстит за мои синяки, как он сможет расквитаться с ней за мою неправдоподобную жизнь? У меня есть двойник. У меня всегда был двойник! В один год, или в два смежных года в двух разных семьях родились две девочки. Я и она. Она и я. И черт возьми, у нас было столько возможностей стать не похожими друг на друга! Я могла обжечь лицо, играя на кухне, где горела газовая плита. Она могла сломать ногу на физкультуре и навсегда остаться хромой калекой. Я могла перекраситься в блондинку. Она могла нарочно стать рыжей – потому что ей так нравилось. И в то же время мы ничего этого не смогли, не сделали. С тех пор как мне исполнилось семнадцать лет, Игорь следил за тем, чтобы мы оставались похожими. У нас одинаковые прически, одинаковые духи, одинаковая одежда, уж за голубой-то плащ мне поручилась Маша. И это невыносимо! Я хочу увидеть ее, я хочу избить ее, как Женя избил меня, я хочу не быть ни на кого похожей, никогда, никогда, никогда!»
Около восьми часов она сказала себе, что, если будет так убиваться, сойдет с ума, а уж хуже этого ничего не может быть. Лицо Лены так и стояло у нее перед глазами. «Она не вылечится никогда, – подумала Анжелика. – Что-то часто я повторяю слово «никогда». Всю жизнь я его повторяла. С тех пор, как ушел папа. Он никогда не вернется, вот что твердила мне моя мать. Проклятье!»
Она подняла с блюдца перевернутую чашку и посмотрела, какие узоры образовала на дне и стенках застывшая кофейная гуща. Там было несколько пятен с длинными хвостами, похожими на кометы, как их рисуют в учебниках по астрономии. Она вздохнула и сказала вслух: «Полная чушь!» Анжелика охотно погадала бы на картах, если бы умела, она сейчас сделала бы все, чтобы хоть как-то прояснить свое будущее, которое темнело все больше, как и небо за окнами. Она встала и прошла в большую комнату, села на пол, скрестив ноги, поставила у своих коленей телефон и позвонила матери. Та плаксивым голосом пожаловалась, что дочь ее забыла, что она никому теперь не нужна. Анжелика рявкнула:
– Ну, хватит! Слова не даешь сказать! Ты мне можешь ответить, много у нас родственников?
– Что? – растерялась та.
– Родни у нас много или нет?
– Что вдруг заинтересовалась? Тебе же всегда не было дела до твоей семьи, только о папочке думала…
– Слушай, я человеческим языком спрашиваю, – Анжелика завела глаза к потолку: – У меня много ровесников среди нашей родни?
– Детей-то? У тебя есть двоюродный брат, но он живет в Пскове… С матерью. С моей старшей сестрой, – еще более растерянно ответила мать.
– А еще кто? Девочки есть?
– Есть у тебя племянница, его дочка.
– А лет ей сколько?
– Да вроде годика три.
– Ты уверена, что это все?
– Что случилось? – всерьез забеспокоилась мать. – С чего это тебе наша родня потребовалась?
– Ни с чего. Ты можешь выяснить для меня, есть ли у нас в семье молодые девушки моего возраста?
– Да нету вроде бы.
– Мне надо не «вроде бы», а точно.
– Хорошо, попробую вспомнить, – задумалась мать и вдруг воскликнула: – Ой, у Андрея же был брат, он женился, и у него, кажется, девочка…
– Ну?
– А лет ей… – опять задумалась мать и наконец выдала: – Лет пятнадцать.
– Нет, не то.
– Да что такое, объясни!
– Не буду. Сама не знаю. Просто захотелось узнать. Как ты?