Голоса Памано

Ориол вошел в окутанную полумраком классную комнату. Снаружи настойчиво надвигалась темнота, спеша скрыть под своим покровом торопливые шаги сотни мужчин пятьсот двадцать шестой бригады, которые, намереваясь атаковать Эстерри, уже преодолели перевал Салау, тот самый, что на протяжении трех или четырех лет десятки раз проходил лейтенант Марко, а Ориол знал лишь по описаниям останавливавшихся в школе проводников, которые постоянно пересекали это место в обоих направлениях, подвергая себя немалой опасности. Он не стал зажигать свет. На доске по-прежнему были записаны так и не стертые упражнения по умножению на шесть, которые он задавал на дом ученикам среднего класса. Стирать он тоже ничего не стал. Этим утром в правом углу он написал рукой, дрожавшей то ли от холода, то ли от неожиданной встречи с Букетиком, восемнадцатое октября тысяча девятьсот сорок четвертого года. Это была последняя дата, которую ему суждено было записать в своей жизни, но в тот момент он не придал этому никакого значения. Он отодвинул доску, которая, как выяснилось, закрывала кусок стены, в которой открывалась пещера с пиратскими сокровищами, а проще говоря, ниша. Ориол взял коробку из-под сигар, осмотрелся вокруг и заметил черный шнурок, который уже несколько дней валялся в аудитории. Ему хватило духа открыть последнюю тетрадь и взглянуть на последние слова, которые он совсем недавно написал своей дочери, поведав ей о том, что, похоже, он погибнет из-за кофе с ликером, и добавив обращение к ее матери: дорогая Роза, не держи на меня зла. Он поцеловал тетрадь, положил ее вместе с остальными в коробку из-под сигар, перевязал ее черным шнурком и поместил в тайную нишу. Рядом с коробкой лежал завернутый в тряпки предмет. Он взял его и развернул. Это была девятимиллиметровая «астра» с полной обоймой, имевшая весьма оптимистичный вид хорошо смазанного оружия. Он положил пистолет в карман, несколько раз напутственно похлопал коробку из-под сигар, своего верного сообщника, вновь замуровал пещеру с пиратскими сокровищами с помощью классной доски и подумал ну что ж, пора, осталось полтора часа.

Если А является подмножеством евклидова пространства Rⁿ, функции, заданные на А, называются функциями n вещественных переменных, а если А является комплексно значимым пространством, то речь идет о функциях комплексной переменной. Функциональный анализ изучает функции в конечномерных топологических пространствах, в топологических векторных пространствах, в метрических пространствах и так далее.

– Сеньора.

Отец Аугуст поднял голову и снял очки. Посмотрел на племянницу. Размеренное тиканье часов; чудный портрет Элизенды на стене справа, а по другую сторону оконных стекол – тишина студеной торенской ночи. Они неподвижно, словно замороженные, сидели в изысканной гостиной перед потрескивающим камином, распространявшим то же тепло, что и спустя двадцать лет, когда Марсел и Лиза Монельс решили поразвлечься, срывая друг с друга одежды на том самом ковре, на котором сейчас покоились почтенные ноги Аугуста Вилабру, чья голова сосредоточенно раздумывала над формулой (f + g)(x) = f(x) + g(x), (f · g)(x) = f(x) · g(x), (λf)(x) = λ · f(x), глаза были устремлены на племянницу и Бибиану, а сердце понимало, что между двумя женщинами возникло странное и несколько затянувшееся молчание.

– Да, что такое, Бибиана?

Элизенда поднялась и вышла, не дожидаясь объяснений. Слышатся голоса, хлопает входная дверь, и в комнату входит Ориол Фонтельес с перекинутым через руку пальто, который тут же понимает причину недомолвок Бибианы и Элизенды. В дом Грават пожаловал дородный каноник. Учитель подошел к нему и сердечно поприветствовал, а Элизенда сообщила своему дядюшке, что это местный учитель и автор ее портрета. Отец Аугуст восторженно поздравил художника с великолепной работой и учтиво поинтересовался у него, может ли он быть ему чем-то полезен.

Нет, спасибо. Потому что я пришел поцеловать Элизенду и заняться с ней любовью, борясь с желанием сказать ей прощай навсегда, потому что, скорее всего, мы больше никогда не увидимся.

– Так вот… – обратился он к Элизенде, – я пришел за книгами, которые давал тебе почитать. Которые давал вам.

Элизенда на секунду замерла в растерянности, но потом любезно улыбнулась своему возлюбленному, указала на кресло и сказала присядьте, присядьте, сеньор Фонтельес, взяла его пальто и вышла из комнаты.

Сеньор Фонтельес сел в кресло и сказал дородному канонику этот проклятый ветер с гор дул весь божий день, а отец Аугуст ответил и не говорите, у меня так голова разболелась, что я бы с удовольствием уже отправился в постель.