Голоса Памано

Затем они приступили к дегустации фаршированных оливок в память о Досточтимом и к обсуждению важнейшего вопроса: будут ли перила у будущего моста через Боскарро каменными или железными и в чем преимущества того и другого материала? Элизенда Вилабру отделилась от компании и стала смотреть на открывавшийся из окна уголок деревни со школой и церквушкой Сант-Пере. Все выглядело таким же спокойным и безжизненным, как и в тот день, когда несколько лет назад она, как обычно, отправилась на исповедь и отец Аурели провел ее в ризницу и поведал о долгих беседах, которые он вел с ее дядюшкой, отцом Аугустом, и в результате которых я полностью присоединился к его твердому намерению поддержать дело учителя-мученика (вы ведь тоже, как я понял, его поддерживаете, не так ли?); ваш дядя рассказал мне о впечатляющих подробностях образцовой жизни этого человека, и я принял решение выступить в качестве постулатора Процесса, разумеется при полной поддержке отца Аугуста. Я надеюсь на ваше сотрудничество, сеньора, равно как и на помощь другого непосредственного свидетеля событий. Далее отец Аурели подчеркнул, что хотя он не может утверждать это наверняка, но полагает, что если епископат признает чудо, о котором свидетельствуют документы дела, а именно невозможность отделить тело мученика от дарохранительницы, то его можно будет включить в будущий процесс беатификации. Священник, казалось, всеми порами своей кожи источал энтузиазм и уверенность в успехе, и сеньора Вилабру торжественно подтвердила свое согласие и заявила можете рассчитывать на мое содействие любого рода, включая и экономическое, святой отец. И в качестве доказательства приложилась к его руке и с присущей ей ловкостью незаметно всунула ему в ладонь аккуратно сложенную купюру. Ну что ж. За работу!

Вечером того же дня сеньора Элизенда Вилабру в мэрии сообщила о состоявшемся разговоре Валенти Тарге, потребовав, чтобы он всячески способствовал успешному продвижению дела; всячески, ты понимаешь, что значит «всячески»? Потом они несколько минут провели в полном молчании, словно в память об усопшем, после чего она сказала ну, в общем, сам знаешь. И вот теперь, в зале заседаний мэрии, после признания Ориола досточтимым, когда Элизенда обернулась после недолгого созерцания окрестного пейзажа, ей показалось, что Валенти с портрета на стене боязливо отвел взгляд.

– Теперь вы осознаете важность, которую могут иметь эти письма для досье будущего Блаженного?

– А если они произведут противоположный эффект?

– Но они могут послужить установлению истины. Оставьте мне их, и можете прийти за ними завтра приблизительно в это же время.

– Нет. – И переводя разговор на другую тему: – То есть другим свидетелем смерти Фонтельеса был алькальд Тарга, так?

– Да. Но его нет в живых. Он умер сорок лет назад.

Она встала и подошла к комоду с фотографиями. Словно вполне зрячая, точно указала на снимок, скромно задвинутый к стене. Черно-белая фотография, как почти и все остальные. Сидя за огромным столом, зрелого возраста мужчина вопрошающе, будто требуя от фотографа ответа на поставленный вопрос, смотрел в объектив. То ли благодаря уверенной позе, то ли из-за требовательного взгляда он весь источал неудержимую энергию. Темные, зачесанные назад волосы и прямые тонкие усики. Одет он был не в форму, а в элегантный темный костюм. В пепельнице – наполовину выкуренная папироса; за алькальдом – испанский флаг, а выше, уже почти за кадром, – портрет генерала Франко. Часы на другой стене показывают девять. Утра или вечера. Хорошая фотоэмульсия, подумала Тина: все детали отчетливо просматриваются, хотя фотография очень старая. По положению руки можно было предположить, что Валенти Тарга только что повесил трубку черного телефонного аппарата. Проницательный взгляд его светлых глаз был направлен не вперед, а несколько правее, в сторону мертвецов на кладбище.

– Это Валенти Тарга?

– Да.

Тина впервые смогла четко рассмотреть его лицо.

– Похоже, в деревне о нем не слишком хорошая память.

– Да что люди знают… – Сеньора произнесла это с глубочайшим презрением, словно сплевывая сквозь зубы.

– Я его представляла гораздо моложе.

– Здесь он сфотографирован незадолго до смерти.

Хозяйка дома Грават вернулась к дивану без помощи трости. Тина вновь посмотрела на снимок, чтобы запечатлеть в памяти эти черты.

– Ему было пятьдесят лет, или пятьдесят один.

– В каком году это было?

– В тысяча девятьсот пятьдесят третьем, – ни минуты не колеблясь, ответила сеньора.

Валенти Тарга смотрел не на Тину, а вправо, на мертвых, туда, где сейчас стояла Элизенда; он только что с озабоченным лицом повесил трубку и сделал энергичный жест фотографу. Элизенда Вилабру, всего неделю назад ставшая вдовой, одетая в траур, холодная, неприступная, в ожидании застыла перед столом алькальда. Она ждала, пока тот заговорит. Краем глаза посмотрела на настенные часы: девять часов. Когда фотограф закрыл за собой дверь кабинета, оставив их наедине, она в ярости обратила взгляд к алькальду.

– Ну, что случилось? – нарушила она молчание.

– Странный звонок.