Голоса потерянных друзей

Она прикусывает кончик карандаша, обводит взглядом нарядные кирпичные домики и двухпалубные суда — их тут множество, хотя есть даже трехпалубные. Внезапно раздается оглушительный пушечный выстрел, который перекрывает на мгновенье портовой гам и городской шум. Мы так и подскакиваем от неожиданности. Грузчики останавливаются, оглядываются по сторонам, а потом продолжают работу.

Джуно-Джейн вскидывает свой острый подбородок.

— Я сама с ним поговорю, — объявляет она, приподняв уголки губ и сморщив носик, такой же вздернутый, как и у массы. — Если я ему скажу, что я дочь и наследница Уильяма Госсетта, он наверняка примет меня за Лавинию. Мне кажется, раз уж стряпчий живет в Джефферсоне, а папа недавно пользовался его услугами, Лавиния наверняка солгала, сказав, что они встречались в Новом Орлеане.

Смешок срывается с моих губ, хотя живот так и сводит от страха. В тех краях, откуда мы прибыли, то, что она задумала, карается смертью. Если уж ты цветной, выдавать себя за белого строго-настрого запрещено.

— Ты вообще-то не белая, если еще не заметила, — напоминаю я.

— Разве мы так уж непохожи? — спрашивает Джуно-Джейн и вытягивает руку рядом с рукой мисси. Ее цвет кожи отличается, но не сильно.

— Она старше тебя! — напоминаю я, кивнув на мисси. — А ты же еще совсем ребенок — еще в коротком платье ходишь. У тебя нет даже… словом, на вид тебе ну никак не больше четырнадцати. Даже если мисси и наврала с три короба, когда сказала, что уже виделась со стряпчим, ты за нее сойти не сможешь!

Она смотрит на меня с прищуром, точно на круглую дурочку, и мне даже хочется ее стукнуть, чтобы исчезло это выражение с ее лица! Точно так же на меня глядела и мисси Лавиния, когда была еще крохой. Выходит, у этих сестриц куда больше общего, чем кажется. Унаследовать можно не только вздернутый носик.

— Они снимут с тебя шкуру, если поймают на этом! Да и с меня заодно!

— А что еще остается делать? Я должна получить подтверждение самого отца или доказательства того, что он действительно намеревался позаботиться о моем содержании! Лавиния же меня без гроша оставит, и тогда матушке волей-неволей придется отдать меня состоятельному женишку! — под ледяной маской, которую она привыкла носить, проступает искренний страх и даже боль. — Если папа действительно погиб, наследство — моя единственная надежда.

Она права, тут уж спору нет. Ее отец — и впрямь единственная надежда для всех нас.

— Что ж, тогда надо раздобыть тебе платье. Платье, корсет, набивку, чтобы наряд лучше сидел, и шляпку, чтобы волосы спрятать, — говорю я, надеясь, что этот план не закончится для нас гибелью, тюрьмой или еще чем похуже. Кто тогда будет искать пропавших друзей? — Пообещай мне только: мы это все провернем вдвоем, и что бы в итоге ни выяснилось, ты меня тут не бросишь вдвоем с ней, — я киваю на мисси Лавинию. — Не мой это крест, и не мне его тащить! Я, между прочим, только из-за вас в этот переплет угодила. Так что ты передо мной в долгу. Мы будем держаться вместе, пока не разузнаем, что с твоим отцом. И пока не отправим мисси домой. Если у этого твоего стряпчего и вправду припасены для тебя деньжата, ты заплатишь за билет и разыщешь человека, который доставит Лавинию в Госвуд. По рукам?

Она недовольно выпячивает губки при мысли о том, что придется идти на такие жертвы ради сестры, но в итоге кивает.

— И еще кое-что.

— Ну уж нет, хватит с тебя!

— Еще кое-что. Когда мы разойдемся, я продолжу искать пропавших друзей. А пока ты будешь меня учить читать и писать, чтобы я добавляла имена новых людей в наши списки!

Мы скрепляем наш уговор рукопожатием. Отныне нам придется справляться со всеми бедами вместе.

Во всяком случае, пока.

— Сделать из тебя даму будет куда сложнее, чем мальчишку! — говорю я, и тут на меня падает чья-то тень. Я поднимаю взгляд и вижу темнокожего мужчину, мускулистого, как дровосек. Он возвышается над нами, теребя в руках шляпу.

Надеюсь, он не слышал моих слов.

— Я по поводу «Пропавших друзей», — говорит он, кивая в сторону «Кэти П.». — Мне про это дело приятель шепнул. Вы же… запишете и меня тоже, да?

Тот самый поющий Богу хвалы малый, по чьей просьбе Джуно-Джейн написала письмо на борту, стоит неподалеку на причале и, оживленно разговаривая с кем-то, указывает в нашу сторону. Выходит, слух о нас ширится.

Джуно-Джейн берет карандаш и спрашивает у незнакомца, кого он ищет. Выясняется, что таких в наших списках пока нет. Она записывает имена родных мужчины, он сует нам пятицентовик и возвращается к своим мешкам с семенами, которыми загружал лодку. Следом за ним подходит еще один незнакомец. От него мы узнаем, где купить подешевле поношенную одежду и продукты, и я решаю, что лучше мне самой туда сбегать, пока еще не стемнело. Взять с собой Джуно-Джейн и мисси Лавинию я не могу — как-никак, это город темнокожих.