Голоса прошлого

   Я злорадствовала: Ми– Скайон лантарг получил по морде там, где меньше всего ожидал. Он потерял треть своей синтагмы в локали Кларенса, позор в чистом виде. Свои за такое однозначно не похвалят. Но и нам этот бой обошёлся недёшево. Сухие цифры потерь не утешали. Три к одному не в нашу пользу, примерно так.

   После боя я проспала, не приходя в себя, несколько суток подряд.

***

Меня отпустили из больницы накануне парада. За мной пришла Ане, привела малышку Нохораи, и девочка бросилась ко мне, едва с ног не сбила. Вцепилась, судорожно сжимая в кулачках мою одежду, и разрыдалась.

   – Ну вот, здрасьте, – заворчала я. – Такая большая и так ревёшь. Куда это годится?

   – Не ругай её, – негромко попросила Ане.

   Да что же я, зверь? Ребёнок в истерике, а мне ругать. Я прижимала к себе тёплое детское тельце, гладила по непослушным кудряшкам– пружинкам, и как же мне хотелось убить за эти слёзы, кто бы знал. Убить тех, кто виновен…

   – Не смей больше умирать!– буркнула Нохораи мне в шею. – Не смей… мама!

   Я поначалу подумала, что ослышалась. Потом подумала, что девочку надо поправить. Но как поправить– то?! Я судорожно искала слова, и не находила их. Проблему решила сама Нохораи:

   – Одна мама здесь, – она прижала кулачок к груди, – а вторая ты, Энн. Не умирай больше никогда! Слышишь?

   – Слышу, – заверила я маленькую. – Слышу, солнышко моё...

   – Никогда не смей! – выкрикнула она, и я испугалась, что она снова сорвётся в истерику, пообещала поспешно:

   – Никогда не буду.

   Наивная, я сама верила собственным словам.

   – Правда? – насупилась девочка, размазывая кулачками остатки слёз по своей чёрненькой рожице.

   – Правда! Честное слово.

   – Самое Честное Слово?

   – Самое Честное!

   – Хорошо, – кивнула она важно, и постаралась принять серьёзный вид, хотя и шмыгала носом совершенно несерьёзным образом.

   – Ну… пошли? – предложила я, и, отдельно к подруге:– Ане, спасибо.

   – Не за что, – отозвалась Ане. – Пойдём…

   Вечером Нохораи уснула почти мгновенно. Вцепилась в мягкую игрушку – пятнистого весёлого пса, порядком вылинявшего и затрёпанного, но его когда– то купила мать девочки, Ликесса Балина, и мы берегли его. У нас слишком мало её вещей осталось, мы не могли позволить себе ими разбрасываться. Кубик, называли мы собаку. Убейте меня, не помню, как и почему возникла эта кличка! Наверное, неправильно давать клички игрушечным животным, не знаю. Нам не мешало.

   Потом мы с Ане пили чай. Именно Ане приохотила меня к чаю марки «Ахмадени», говорила, его выращивают на её родной планете, на Ласточке. Ане скучала по родному миру, это же видно. Но вернуться обратно она не могла, и это было видно тоже. Я не расспрашивала её, зачем лезть человеку в душу. Захочет – расскажет, не захочет, значит, так тому и быть. Чай мне не слишком нравился, кофе лучше. Но я не хотела обижать Ане.

   Звякнул личный терминал. Я удивилась ко мне мало приходило сообщений,, в основном по работе, но я всё ещё была на больничном, так что…

   – Что думаешь, – добродушно сказала Ане, – открывай.

   Она улыбалась, видно что– то знала. Я пожала плечами, раскрыла голографический экран, и… изумилась до обалдения. Сообщение пришло, на минуточку, от самого адмирала Тропинина, и требовало приказным тоном явиться завтра на парад для награждения…

   – Чего? – не сдержалась я вслух.

   Ане улыбнулась снова.

   – Ты!– возмутилась я. – Ты что– то знаешь!

   – Ну да, меня о тебе расспрашивали, – сказала подруга.

   – И что ты им рассказала?

   – Правду. Ты спасла меня, и не только меня. Если бы не ты, нас бы затащили в тот транспортник, и где бы мы сейчас были. Станцию отбили, но отбить маленький транспортник намного тяжелее. Может быть, его остановили бы. Может быть, нет. Я не знаю. Проверять практикой, сама понимаешь, не хочется.

   – Лучше бы ты промолчала, Ане, – с досадой сказала я. – Зачем мне ещё и это…

   – Не скромничай, – ответила она. – Ты заслужила.

   Заслужила. Я плоховато помнила события того дня. Ужас свой запомнила прекрасно, а вот всё остальное вспоминалось словно бы через дымку. Через ослабленный фильтр сквозь толстое, изрядно запылённое окно.

***

Утром мы собрались на парад. На комической станции утро и вечер – условны, дань привычному суточному режиму сна и отдыха. Половина народу на станции живёт по ночному распорядку, половина по дневному, ночь и день неотличимы друг от друга. Но весь жизненный график привязан к стандартному времени, которое отсчитывается по суточным циклам Старой Терры, и потому в разговоре сохраняется: ночная смена, дневная прогулка, вечерний рейс, утренняя пробежка.

   Стандартное время принято основным для всех космических объектов. Очень удобно. Ночь на пересадочной станции в локали Ратеене совпадает с ночью на станции Кларенс, синхронизирована вся сеть межзвёздных GVS и локальных MVS Федерации, и можно представить себе, какой дикий хаос начнётся, если каждая станция станет жить по времени главной планеты своей локали или по своему собственному времени.