Голоса с улицы

Откуда берутся эти богатые пожилые женщины? Что их так сильно привлекает? Где бы ни возникло движение подобного рода, тут же появляются толстые старухи с деньгами и массой свободного времени. Что бы вы ни делали и что бы ни говорили, они все оплачивают, предоставляют помещения для собраний, пускают в ход связи и внимательно слушают. Разве у них больше ничего нет в жизни? Неужели они по-прежнему остаются неудовлетворенными, несмотря на огромные дома, «крайслеры», шмотки и деньги?

Какая-то загадка.

Да, это кое-что объясняло. Богатые старухи отличались от Хораса Уэйкфилда: изнуренный продавец цветочного магазина жил в однокомнатной съемной квартире с крохотной кухонькой – в стерильной, опрятной клетушке, где не слышалось пения птиц и где ничего не согревало голые ковры и стены. Секта привлекала людей различного типа – капризных старух и немощных продавцов; Хедли также заметил ряды серьезных негритянских лиц. Что общего между дюжими неграми и обильно надушенными старухами? Разнорабочие с женами – их он тоже заметил. Еще молодежь – горстка щуплых набожных ребят, которым, наверное, не хватило мест в «Молодежи за Христа»[16]. Ярые молодые фанатики.

Ну и, конечно, он сам.

Хедли вновь охватило уныние. На краткий миг показалось, будто раскрылось его подлинное «я», которое, едва всплыв на поверхность, тут же попало в ловушку. Каким бы оно ни было отталкивающим, убогим и страшным, это и есть настоящий Стюарт Хедли: очередной Хорас Уэйкфилд. Он испытал отвращение, представив себя продавцом с постной рожей, поясом от грыжи и персональной коробкой косметических салфеток… По крайней мере, Хедли выявил собственную сущность. Правда, затем снова ее утратил. Он опять запутался: Стюарт Хедли собирался на лекцию Бекхайма, но это не объясняло, кто такой Стюарт Хедли и что он из себя представляет.

Возможно, он чокнутый, а может, и нет.

– Что-нибудь еще? – спросила девушка, когда он отодвинул тарелку. – Десерт? Мороженое? Могу поспорить, ваша жена каждый вечер готовит вам ужин, штопает вам носки и заботливо укрывает вас на ночь одеялом. Вы же такой беспомощный… Весь прилавок «колой» залили, – затем она с легкой завистью добавила: – С вас шестьдесят пять центов. Если хотите, можете взять еще кофе: доливаем бесплатно.

Он заплатил и вышел из аптеки-закусочной.

На вечерней улице было прохладно и темно. Одиноко. Засунув руки в карманы, Хедли направился к Залу Стражей – мимо ярких современных магазинов торгового центра. Он зашагал в сторону Южной тихоокеанской железной дороги, четко отделявшей более новую и процветающую часть города от старых трущоб, из которых состоял Сидер-Гроувс еще пятьдесят лет назад.

Пригородный поезд, прибывший из Сан-Франциско, изрыгал пар и усталые вереницы сгорбленных бизнесменов в длинных пальто. Жены встречали их и торопливо увозили домой – ужинать и спать. За железнодорожными путями высились громады товарных складов и заводов. На узких, петляющих улочках движение транспорта замедлялось. Перед желтыми бакалейными лавчонками слонялись чернокожие громилы. Крошечные деревянные магазинчики, грязные и неухоженные. Рядом прогуливались толстые негритянки с кулями, набитыми бакалеей. Дальше – трущобный деловой район: бильярдные, дешевые гостиницы, чистка обуви, заштатные бары, грязные прачечные и захламленные гаражи с прилегающими свалками для ржавых разбитых машин.

Здесь жила беднота, а всего в полумиле отсюда, на Эль-Камино-Реал, щеголевато сверкали магазины модной одежды, парикмахерские, ювелирные и цветочные магазины. Здесь же стояли только старые развалюхи из желтых досок и древние кучи мусора, оставшиеся еще с начала века. Реликты, пережившие землетрясение. Вдоль тротуаров и канав валялись всевозможные отбросы – куски разрушающихся зданий, которые отслаивались и уносились ветром.

Вокруг бесцельно бродили группки мужчин с хмурыми лицами и пустыми, бессмысленными взглядами. Покачиваясь, семенили чернокожие девушки с прилизанными волосами. Устало брели домой рабочие в джинсах, сжимая в руках обеденные судки и сложенные газеты. Грязные помятые машины высаживали уморившихся ирландцев, итальянцев и поляков у перенаселенных желтых домишек, провонявших капустой и мочой, с темными прихожими, где лежали пыльные ковры и стояли горшки с уродливыми растениями.

Стюарт Хедли брел в сгущавшейся ночной темноте, почти не замечая кое-где вспыхивавших неоновых вывесок, давки и толкотни уставших людей. Оставался еще час. Его затошнило от картофельных чипсов. Разболелась голова. Мелькнула мысль: не пойти ли домой? Некоторое время он ее обдумывал, пережевывал, вертел в голове и наконец прогнал от себя.

Его привлекло слабое мерцание красного неона. Бар. Хедли нырнул в тревожную тьму и ощупью пробрался мимо стойки к телефонной будке в глубине. Закрыв за собой дверь, он набрал домашний номер.

– Алло, – без всякого выражения сказала Эллен.

Хедли облизнул губы:

– Ты – как?

– Отлично.

– Все еще злишься на меня?