«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

В этой главе воспроизводятся беседы с представителями поколения, которое движется по семейно-родовой тропе вослед за поколением крестьянских отцов и дедов. Это – дети крестьянских стариков. Причем дети поздние. Иногда – внуки. Временная дистанция между полосами зрелости тех и других, – когда люди самостоятельны, ответственны, когда они способны удержать и отправить в будущее биологию и биографию данного крестьянского рода, – сравнительно невелика. Тридцать – сорок лет. Классическая поколенческая ступень. В наших экспедиционных занятиях мы выхватили момент смены крестьянских поколений. Он драматически совпал со сменой социально-исторического времени. Таким образом, мы попали в пространство заметных и, вероятно, необратимых перемен. Что произошло? Начавшаяся сто лет назад эпоха смещения тех гравитационных полей, которые удерживают и воспроизводят определенные порядки повседневного крестьянского существования вывела наружу очередные событийные сочетания. Жизнь зримо поменялась. И для нового крестьянского поколения («поколения детей») приемлемая полнота органического существования уже вполне достигнута. Разумеется, это состояние не есть автоматическая данность, оно должно ежедневно воспроизводиться, но фатальной угрозы его внезапного исчезновения (как это сплошь и рядом было в «поколении отцов») не существует. Сценарии повседневного существования накопились. У новых крестьян появились новые сферы и формы занятости – даже внутри родного деревенского пространства. Детьми они вошли в привычный крестьянский круг забот, закружились и освоились в нем, привыкли к традиционным крестьянским занятиям. Повзрослев, они нащупали новые возможности жить-кормиться. Сначала с опаской, а потом более уверенно вошли в мир уже некрестьянских технологий и практик. А если заглянуть чуть вперед, то можно сказать, что дети новых крестьян, внуки и правнуки крестьянских «отцов» уже смолоду начинают жить на иной, чем их родители, планете. В массе своей они просто уходят в городской мир и, как правило, безвозвратно. Но об этом – разговор впереди и разговор особый. А теперь вслушаемся в живые дискурсивные практики крестьянских «детей», которые в своей ранней жизни застали своих отцов в полном здравии и животворной родительской силе. Эти крестьянские дети хорошо помнят отцовские рассказы об их прошлой, еще доколхозной крестьянской жизни. Они в своих повседневных хозяйственных и иных практиках (родственные и соседские связи, формы досуга, соблюдение местных праздничных, свадебных, похоронных обрядов и т. д.) порой невольно воспроизводят старинные крестьянские привычки, несущие на себе, конечно, все более заметные отпечатки новых, модернизированных социальных правил. Непосредственно наблюдение таких процессов – вдобавок к попыткам рационального понимания длинных социально-исторических линий эволюции крестьянских обществ, – занятие захватывающе интересное. Деревенские люди буквально оживают, когда к ним обращаются с просьбой рассказать о коловращениях их собственного, частного, на сторонний взгляд серенького, укромного и монотонного повседневного существования. Перед слушателем внезапно и широко распахивается громадный, сложно устроенный и чаще всего суровый мир, захват которого сопряжен со всякого рода хитрыми изобретениями, писаными и неписаными запретами, находками и разочарованиями. И все это жизненное биение можно будет подробно разглядеть в публикуемых ниже крестьянских нарративах. Они интересны в их событийной сплетенности. У них особое звучание. Вместе и одновременно со всей разнообразной бытийной «машинерией» крестьяне производят другие, чем прежде, дискурсивные форматы. Они говорят иным, уже отодвинувшимся от старинных мер, языком. На наших глазах происходит нечто удивительное. Предметно, разнообразно разворачивается то, о чем кратко сказано В. В. Бибихиным: «В человеческой истории действует творческая сила, сплетающая вокруг себя язык как среду»^[36]. Читатель, несомненно, ощутит мягкое, но упорное давление этой силы, источник которой нащупывается с трудом. Ну и пусть, – нам важно, что «в человеческой речи главное не фиксация фактов, а возможность с помощью языка порождать разнообразные миры»^[37]. И рассказчики по мере сил реализуют эту возможность. Наша же забота – не проглядеть эти новые крестьянские миры, не упустить случая войти в них, медленно и с понимающим принятием осмотреться. Озимые посевы, уложенные в землю, долго ждут своего весеннего часа. Так и в нынешних крестьянских мирах уже дремлют будущие.

9. Михаил Григорьевич Голуб (1948–2011)

Вводные замечания