«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

В школе я не больно хорошие знания получила. Потому что разута-раздета была. Который день пойдешь, а который и не пойдешь в школу-то. Мы ведь в «Яме» жили, а снегу-то раньше было во-он как! Много было снегу. И не всегда ходила я в школу, не всегда. Я больше шла в рукоделие. Мать меня прясть научила. На курсы я пошла уже молодухой, когда схоронила отца с матерью. В тридцать третьем году, зимой, под новый, девятьсот тридцать четвертый год. В Озерках я училась на курсах, четыре месяца. И мне присвоили квалификацию тракториста. И я до тридцать седьмого года работала в МТС, трактористом. А потом я пошла на курсы комбайнеров, в Баланде. Там знаменитая школа была, называлась она имени Мичурина. Там красивое место – Поповая шишка, лес. Я там начала учиться в тридцать седьмом году. Там нас учили хорошо. И у меня были хорошие и отличные отметки. Двойков не было. Я вот по машинам больше шла, а вот по грамоте плохо. Русский язык у меня барахлил. А потом, в 1938 году, меня отправили на шофера учиться, в Аткарск. На шесть месяцев. А в Баланде я училась почти что год. И в июле нас отпустили, на жнитво. Новый комбайн мне дали. Работала я комбайнером до конца 1938 года, а в зиму, уже в 1939 году, меня послали учиться на шофера. МТС послал опять. Я ведь была МТС-овский работник!..

На войне убили одного брата, он с 1924 года рождения. Убили его в сорок втором году. Я вот помню, что. когда меня командировали на курсы механиков, братишка был в то время в Вольской школе. Их там к войне готовили, обучали. И вот меня командируют. Я бы не пошла. Мне сестренку жалко оставить тут одну и с братом повидаться охота. Ведь меня же на курсы как раз в Вольск посылают, командируют. И вот раскорячился разум у меня – что делать? Как быть? Ну, ладно, посоветовались мы с сестренкой и решили, что поеду. А мне и сестренку жалко оставить, и его, братишку, может, больше не увижу. Ну, приехала я туда, в Вольск, на курсы. Нам сразу дают 800 граммов хлеба. Теперь, я за неделю этот хлеб получаю, ем его мало, экономлю. Я-то сама в Вольске учусь, а он служит в Привольском, на другом конце города. И вот в выходной день я к нему туда иду. А он любил – мы воспитывались эдак – тыкву. Она называлась «дятелом». Это так делается: тыкву разрежешь, половинку ставишь на сковородку – и в печку. Она упекется, ужарится, и вот ее продают на базаре. Он такую тыкву очень любил.

А называется такое блюдо из тыквы «дятел». Он любил ее, потому что воспитывался на тыкве. Вот куплю ему тыквы, махорочки и иду туда, в казармы. А там, у одной старушки, я квартиру сняла. Брата у командира отпрошу, и в этой квартире мы сидим. Я этой старушке полы вымою, самовар почистию для того чтобы, когда братишка придет, самовар поставить и вместе покушать. А он сахарку возьмет из армии – комочки. Селедочки возьмет. Мы с ним сидим, кушаем, а он говорит: «Люба, ты вот тута, и я себя как дома чувствую». Теперь он говорит: «Моих товарищей угнали уж и убили. Я еще вот тута». А потом говорит: «Вот, командир сказал, что скоро угонят нас, на войну». И еще командир сказал, что молодые, когда их убьют, только закричат «Ма…», а «Мама!» уже не успевают. Падают, умирают. И вот, как нарочно, меня в мае 1942 года отправляют в Саратов, на пароходе, – я курсы закончила. А его как раз гонят на фронт. Я и билет взяла, мне уж на причал надо идти. И вот я пришла к казармам, мы вышли с ним, говорим, и я его задержала. Вот и сейчас каюсь: мне бы надо разговаривать с ним и идти с колонной. А у него пуда два тут навешано – он автоматчик, в автоматной роте. Он догонять роту свою как будет?! Чуть не бегом, а на нем пуда два висит! Мне бы с ним надо идти и разговаривать, я ведь простая, порожняя, и я бы оттуда ушла. Вот расставание у нас было какое. Когда я в деревню приехала, на комбайн встала, в Афанасьеве, за Сокуром, работать, мне письмо прислал он. Пишет: «Нас гонят в Смоленскую область…» И тут же вслед за письмом – извещение: «Погиб в городе Орлов, Ельнинского района». Вот так! И только и повидалась с ним в Вольске. А бывало, приду я, а они маленькие – братишка с сестренкой, тут, в «Яме». Приду к ним с учебы – дров припасти, ветлу спилить. Я иду пешком из Сокура, а морозы тогда были какие, знаешь?! У меня ноги к ботинкам примерзнут, а он, братишка, разувать меня станет и скажет: «Эх, господи, скорей бы я вырос большой! Я тебя никогда не брошу!» (Плачет.) И убили его. (Плачет. Долгая пауза.) Дочь-то меня зовет. В Саратов. На зиму. Я тут, признаться, страдаю по зимам, в холода. Тут как тебе сказать? Вот уедешь, а тут мыши и крысы все обдерут. А насовсем уехать? Внучка жалко, его надо немножко поддержать. Вот он приедет сюда, ему ведь есть к кому приехать! В деревню, на воздух! А меня если не будет, тогда уж они, конечно, не приедут. А если и приедут, то за день ничего не сделают. А я вот насадила для них. Мне-то мешка картошки хватит, а им-то надо!..