Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Эмоциональный язык, которым описывалась дружба народов, упускал из виду практическую пользу, которую давала связь с Ленинградом и Москвой. Положительные воспоминания о дружбе народов у мигрантов связаны прежде всего с одним из самых ощутимых ее преимуществ – возможностью поступить в столичные высшие учебные заведения в соответствии с собственными заслугами, как абхазские учащиеся, о которых писала «Правда», или через систему квот, которую мы обсуждали в главе 1. Некоторые жители Кавказа и Центральной Азии утверждали, что двери учебных заведений Ленинграда и Москвы не только были открыты перед ними, но и шанс поступить туда был гораздо выше, чем в родных республиках, где связи значили больше, чем способности. Нарынбек Темиркулов вспоминал: «[Принцип дружбы] работал! Да, да, да! В противном случае, я не смог бы поступить [в МГУ]. Я боялся, что не поступлю в кыргызский университет, поэтому приехал в Москву. Это была моя мечта, и передо мной не было препятствий»[308].

Дни. Недели. Декады

Наиболее широко разрекламированными проявлениями «дружбы народов» были фестивали национального искусства и культуры. Они могли проводиться в течение дня, недели или десяти дней – декады. Эти фестивали часто проводились в крупных советских городах, а Москва практически ежегодно принимала важные делегации из каждой республики СССР. На фестивалях – в продолжение недель или декад – были задействованы сотни людей: администраторы, интеллектуалы, деятели культуры, спортсмены и различные заслуженные деятели. Кажется, что эти фестивали пропагандировали представление о Москве как об интернациональном, «праздничном» городе[309]. Но Сергей Екельчик утверждает, что для государства такие мероприятия были критически важными: нельзя прочитать мысли граждан, но благодаря фестивалям можно контролировать их и подавать примеры поведения образцового советского гражданина[310]. Юрий Слезкин сомневался, что эти фестивали как один из «наиболее заметных [и, очевидно, наименее популярных] аспектов советской культуры, организованной государством», в принципе оказывали на людей какое-то воздействие[311]. Однако организаторы и участники этих культурных мероприятий относились к ним с максимальной серьезностью. Чувства и материальные интересы пересекались: фестивали играли роль в пробуждении эмоций граждан, но одновременно с этим участие республик в них было важным (если не необходимым) фактором для того, чтобы повысить свой статус в советской иерархии. Как минимум участники фестиваля получали возможность несколько дней наслаждаться различными привилегиями, которые предлагала советская столица[312].

Дни, недели и декады проводили уже на заре «дружбы народов». В 1936–1937 гг. в Москве появились первые казахские, узбекские, грузинские и украинские делегации[313]. Фестивали были тщательно спланированы. За месяцы до мероприятия центральные газеты публиковали ознакомительные заметки, посвященные культуре и исторической самобытности республик[314]. Народы Украины, Средней Азии, Кавказа и других республик изображали в образах, которые Терри Мартин охарактеризовал как «крайне клишированные, выражающие самые яркие черты народа». Такие представления о различных нациях возникли на этапе формирования принципа дружбы народов и продолжали играть роль образа, символизирующего особое место каждого народа в союзе[315]. Национальная одежда и выступления подчеркивали «традиционные» фольклорные аспекты, которые творцы советской национальной политики считали частью легендарного прошлого каждой нации[316]. Каждая периферийная нация была связана с определенной ролью в развитии Советского Союза, в основном относящейся к культурному наследию или сельскохозяйственному производству. Например, на фестивалях, посвященных Кыргызской ССР, были представлены верховая езда, национальные поэты-сказатели (акыны) и сбор хлопка[317]. Изабель Каплан отмечает, что такие фестивали также подчеркивали «национальный прогресс», который оценивался по тому, следует ли республика за культурной элитой Ленинграда и Москвы. Азербайджанцы использовали фестивали, чтобы продемонстрировать введение европейской полифонии в их традиционные народные песни[318]. Фестивали установили четкую иерархию, верхние позиции в которой занимали европейские и русские культурные модели, и проводили их в основном в московских городских пространствах, но при этом они способствовали межнациональной дружбе.