Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Прибытие десятков тысяч темноволосых, темнокожих мигрантов в Ленинград и Москву в 1970-х и 1980-х гг. внесло расовый элемент в формы нетерпимости и разделения между принимающим обществом и приезжими. Эпитеты в адрес «черных» стали все чаще звучать на городских улицах, а мигрантам постоянно напоминали об их отличающемся цвете кожи и внешнем виде и этнической принадлежности. Степени предубеждения варьировались; в то время как многие приезжие с Кавказа, Средней Азии и с востока России помнили об унижении, уличных оскорблениях или дифференцированном обращении и угрозах на рабочем месте, государство контролировало потенциальное социальное расслоение, и многие русские ценили услуги, оказываемые «южанами».

В поздний период существования Советского Союза структурные диспропорции стали катализатором как мигрантского движения, так и предубеждений в адрес южных и восточных мигрантов, а расизм и связанные с ним формы нетерпимости возникли как отношения между преступниками и жертвами: расистский нарратив формировался из восприятия враждебно настроенного принимающего населения и реакции тех, кто потенциально мог подвергнуться его уколам. Мигранты работали, чтобы преодолеть социально-экономический разрыв с жителями крупных городов и адаптироваться к столичной жизни – жизни с возможностями, которые были намного шире тех, что могли предоставить им города в их родных республиках. Личные навыки и умение приспособиться к условиям играли все большую роль в интеграции в центре СССР по мере того, как туда прибывало все больше южных и восточных приезжих, а со стороны принимающего населения обострялась реакция на «черных». Приезжие стремились преобразовать новые для них города из мест, доступных преимущественно светлокожим европейцам и русским, в места, открытые для всех, кто стремится к достижениям.

Необходимо рассматривать проявления расизма в Советском Союзе наряду с этническими, социальными и другими формами предрассудков и нетерпимости, в более широком контексте постколониального движения в целом. Несмотря на то, что респонденты редко использовали в своей речи термины «раса» или «расизм», они часто упоминали проявления нетерпимости, основанной на цвете кожи или волос, разрезе глаз или черт лица и других характеристиках – одновременно биогенетических и привитых в определенной культуре. Антирасистский дискурс на государственном уровне, принцип дружбы народов, единое законодательство и общее гражданство в условиях сильного государства, следящего за социальной жизнью, в какой-то мере защищали советских мигрантов от дискриминации. Однако ситуация нетерпимости, когда различные оскорбления и попытки унизить более темнокожих приезжих проявлялись в Ленинграде и Москве, перекликалась с тем, что происходило на Западе: там расовое насилие возникло более открыто, проявившись в ответ на движение с Юга на Север бывших колониальных подданных, которые по преимуществу были менее привилегированной частью общества[705]. А советские мигранты вплоть до последних лет не были знакомы с таким размахом дискриминации, с которым столкнулись некоторые из них в 1990-х гг.

Однако некоторые вопросы о развитии советского расизма остаются непроясненными. Как и где возникло и эволюционировало понятие «черный», как оно стало использоваться в адрес кавказских и среднеазиатских мигрантов в поздний советский период? Как мы соотносим предубеждение против так называемых черных с предубеждением против русских крестьян из провинции, чей фенотип и общее национальное происхождение в целом способствовали интеграции, но и они также могли столкнуться с изоляцией от принимающего населения? Советская иерархия городских и сельских пространств была обострена системой прописки, она сделала внутренние границы – как этнические, так и неэтнические – более жесткими.