Голоса времен.

35. 1998 г. "Последний парад".

Мне уже 84. Зиму и весну зверски работал над рукописью "Воспоминаний" и кажется даже полегчало, стал быстрее ходить. Обрадовался, но случился прокол. Вот такой: поднимался по лестнице в Доме Ученых, опаздывал, спешил в наш Клуб и - упал в обморок.

Такое, скажу вам, было приятное ощущение ! И последняя мысль:

- Умирать не страшно.

Так, что все имеет свои прелести. В том числе и болезнь сердца: упал - и умер!

Ничего не произошло, кроме переполоха с вызовом скорой помощи. Отошел через 15 минут, семинар и мое выступление были удачные.

... ... ...

Но "звонок" был. Нужно готовиться к худшему: "Не потерять лицо".

36. Послесловие.

Так я предполагал закончить книгу. Но... жизнь оказалась сложнее. Вначале мая 1998 наступило резкое ухудшение: усилилась одышка, участились приступы стенокардии. Ночью они не дают спать лежа, часами приходится сидеть с лекарствами, пока успокоится сердце. Ходить по улице почти перестал. Чувствовал: конец близок.

И тут случилось событие. Толя Руденко был в Германии у профессора Кёрфера и рассказал мне и Кате об их хирургии. Оказывается, они оперируют стариков и с хорошими результатами. Протезируют клапаны вшивают аорто-коронарные шунты при стенокардии. Нет, я не обольстился: операция казалась нереальной. Хлопотно, денег нет. Пусть идет, как идет...

Но зато идеей загорелась Катя. Столковалась с Кнышовым и решили - везти меня к Кёрферу если возьмется оперировать. Послали факс, получили ответ: "Приезжайте".

Я согласился. Что мне терять? Смерть все равно близка, так лучше умереть от операции, чем от сердечной недостаточности. Это я знал точно.

Дело закрутилось: собираемся ехать. Хотелось бы у себя в институте, но таких стариков у нас еще не оперировали. Предполагаем ехать с дочкой и с Толей Руденко. Сейчас идет оформление документов и поиски денег. Городское начальство обещало оплатить операцию.

Так или иначе, конечный результат нового поворота жизни читателям сообщим: или сам или редактор.

37. 2000 г. эксперимент закончен? Жизнь продолжается.

С операции вернулся: Живой. Вспоминаю.

С того момента, как все решилось, на меня нашло странное равнодушие. Было только мучительно жалко Лиду. Все, что я мог сделать в жизни, было сделано и, кроме Лиды, я уже никому, (если по серьезному), был не нужен.

Смерти я не боялся - это самая лучшая смерть - на операции.

Конечно, многие нас провожали в аэропорту в Борисполе: родные, институтские. Анюту поцеловал. Всем был благодарен.

В связи с волнениями (адреналин!), сердце работало плохо, ходил с трудом, принимал нитроглицерин. Катя заказала такой билет, что все путешествие меня возили в коляске, как полного инвалида.

Предстояла пересадка в Вене, перелет в Ганновер и дальше - на машине, до самой клиники. Машину заказал для нас Саша Когосов.

Вот уж покатали меня на коляске! Бравые такие ребята, возили быстро, а территория венского аэропорта огромная. Мыслей в голове не было. Сидел, смотрел по сторонам, односложно отвечал, когда спрашивали.

... ... ...

Человек живет одновременно в нескольких мирах. Каждый существует сам по себе, но отражается в мыслях и чувствах.

Самый узкий мир - собственное тело.

Второй мир, пошире, - семья, друзья. Работа.

Третий мир - Общество, страна.

Наконец, четвертый - мир информации и идей.

Удельный вес каждого мира в мыслях очень разный: от ничтожного до всепоглощающего. Зависит от "включенности" в процессы того или иного мира. Особенно сильным может быть телесный мир: страдания крайней степени. Тут уж другим мирам не остается места совсем.

... ... ...

Продолжу историю: вечером 26 мая приехали в город Бед-Оэнхаузен, совсем маленький. Да, маленький городок, но 5000 операций в год с АИК!

Остановились перед подъездом. На коляске свезли в палату. Одна кровать занята. Сказали: больному вшит клапан и шунты, завтра выписаться.

Уложили в постель. Поспать бы... Но вскоре пришел врач (женщина), и стала спрашивать по своему вопроснику. Катя и Толя переводили. Уже ночью взяли кровь на анализы. Сообщила план: в среду - обследование, четверг - свободен: шеф в отъезде. Операция - в пятницу.

Было уже за полночь, когда закончили разговоры. Катя и Толя пошли искать ночлег, а я лег спать. Сестра принесла таблетку. Страхов не было - программа запущена. Любой конец меня устраивал.

Вся среда прошла в обследованиях. Понял, что значит немецкая организация и работа. Меня возили на коляске. Кабинеты и аппараты не поражают, подобное есть и у нас, может быть, чуть похуже. Зато поражает персонал. Все люди или идут быстрыми шагами, или что-то делают. Но не сидят и не болтают. На каждого больного есть план: расчет по минутам, хотя и без спешки. Конвейер. Несколько раз брали кровь для анализов. Схема обследования такая же и у нас. Но у нас на это уходит неделя, а здесь - один день.