Голосуйте за Берюрье!

Я утешаю мальчишку и сую ему в руку два банкнота, чтобы он поставил новые тормоза на свою кучу железного хлама. Он тут же вытирает слезы, а затем использует свой влажный носовой платок, чтобы унять кровь, которая сочится из его царапин.

– Все в порядке, малыш?

– Да, месье, спасибо.

Мы направляемся к машине. Мы делаем два шага, и тут происходит непредвиденное. Взрыв раскалывает деревенскую тишину. Клубится черный дым, и взвивается пламя! Моя машина взлетела на воздух и пылает, как в американских фильмах.

Я бегу к пожарищу. Но поздно. Машина объята сплошным огнем. Кто-то мне подложил под сиденье воспламеняющуюся мину.

Будущий депутат зеленеет, как испорченная селедка. Его бескровные губы дрожат.

– Что это значит? – бормочет он.

– Это значит, что сумасшедший, существование которого ты отрицаешь, пытался убрать тебя, – заверяю я его. – А поскольку ему недолго резвиться, он заодно решил убрать и меня. Не случись происшествия с этим сопляком, нам бы пришлось жарковато!

– Ты... ты... ты... ты... – начинает Толстяк.

– Ты в заику играешь? – иронизирую я.

– Ты... ты считаешь, что это он меня имел в виду?

– Готов заключить с тобой пари на тысячу против одного, дурачок! Ты бы должен был уже сообразить, что в этом краю профессия кандидата обеспечивает человеку покой. Вечный покой!

Мы смотрим, как догорает моя колесница, окруженная толпой крестьян. Нас расспрашивают.

– Это самовозгорание, – поясняю я уверенно, чтобы не дать им повода для сомнений.

Ничего не скажешь, день начинается прекрасно. А я был так оптимистически настроен!

– Ты хоть застраховал машину? – ворчит Ужасный.

– Да, мой Толстоморденький. Но, что касается тебя, ты должен застраховать свою жизнь.

Берю молчит. Его философия терпит крах. То be or not to be, that the question!41

Это как раз то, что он себе сейчас говорит...

По-французски...

И на свой манер!

Глава XV

Я оставляю Берюрье заботу комментировать для прессы и для моих коллег перипетии покушения, избежать которого нам удалось по воле провидения, и запираюсь в комиссариате, отдав дежурным приказ никого ко мне не впускать.

– Сегодня с утра, господин комиссар, вам уже дважды звонил Ляплюм, – предупреждает меня секретарь. – Он оставил номер телефона, по которому вы можете его отыскать.

Я прошу соединить меня с ним. Вскоре торопливый голос инспектора Ляплюма ласкает мою евстахиеву трубу.

– Готово, месье комиссар. Я отыскал автора телефонного звонка.

– Не может быть!

– Честное слово!

Он сияет от счастья. Должен признаться, что если он в самом деле нашел корреспондента графа Гаэтана де Марто-и-Фосий, то сделал отличное дело.

– Кто это?

– Женщина. Некая Наташа Баннэ, славянского происхождения. Проживает в одном семейном пансионате на бульваре Пор-Руаяль.

– Чем она занимается?

– Насколько мне известно, ничем. Она красивая блондинка двадцати пяти лет, с большущими голубыми глазами и пепельнорусыми волосами.

– Она живет сама?

– Да.

– Где остановился ты?

– В этом самом пансионате, что и она. Я снял комнату через две двери от ее номера. Жду ваших указаний.

Я размышляю. Ляплюм думает, что нас прервали, и в отчаянии повторяет: «Алло! алло! алло!»

– Успокойся, сынок. Я думаю. Ты должен попытаться с ней познакомиться.

Мое предложение не вызывает у него энтузиазма.

– Безнадежное дело, месье комиссар! Я не обладаю вашей артистичной внешностью. Женщины не бросаются на меня, а когда мне случается овладеть ими, мне достается больше упреков, чем благодарностей.

– Прекрасно, следи за ней, я приеду сам.

Вот так. Это решение пришло неожиданно. Совершенно неожиданно! Я услышал, как говорю это, не испытывая необходимости что-то решать. Что меня подтолкнуло? Желание понюхать парижский воздух.

Я записываю адрес Ляплюма, вешаю трубку, чтобы тут же попросить номер хибары Приди-Папуля.

– Соедините меня с Пино, – прошу я телефонистку после того, как представляюсь.

Звонки принимаются разыскивать этого доходягу. Наконец до меня долетает его насморочный голос, едва различимый, настолько заложены его носовые пазухи.

– А, это ты Сан-А? – мямлит Развалина. – Представь себе, что я страшно простудился. Я как раз думаю, не поспать ли мне...

– Поспишь в другой раз, старик, – решаю я за него, – а сейчас прыгай в машину и езжай в Белькомб-на-Му.

– Что? – задыхается он от возмущения. – Но у меня температура 38,2 градуса!

– Это доказывает, что обмен веществ у тебя функционирует. Делай, что я тебе говорю: это неотложно и серьезно.

– Но что случилось? – хнычет развалина

– Случилось то, что жизнь Берю в опасности. Мне нужен верный и опытный человек, чтобы обеспечить его защиту, улавливаешь?

– Но я...

Я вешаю трубку, чтобы положить конец его рассказу о своем гриппе и своих болях.

Он, должно быть, еще продолжает балаболить там, на другом конце провода. Я знаю, что Насморочный приедет и сделает свою работу. Хилый, болтливый, этот папаша Пино постоянно пребывает одной ногой в могиле, другой на банановой кожуре, но удар держит хорошо

– Есть какие-нибудь новости о Матье Матье? – спрашиваю я у дежурных.

– По-прежнему никаких, – отвечают мне.