Голова

Он сразу же на пороге отвесил глубокий поклон. «Ваша светлость!» Никакого ответа. Удивленный, он подошел ближе. Ах, вот в чем дело: князь спит.

— Зехтинг хотел его разбудить. Зачем? Ему предстоит трудный вечер. Кстати, не зовите его князем, он еще не вполне имеет на это право. Но иначе я бы вас не залучила. — И только после этого она протянула изумленному гостю руку для поцелуя. — Для меня вы бы не пришли, — заметила она, покачав головой. — Ваше расположение к моему отцу значительно серьезнее. Он очень меня тревожит. — И не дожидаясь ответа Терра: — Княжеский титул — это уж что-то чересчур, я бы его не желала. — Она топнула ногой, чтобы справиться с ложью.

Они сели у камина; тепло проникало сквозь кованую решетку. Алиса с беспокойством поглядывала на отца. Он полулежал, погрузившись в высокое кресло у заваленного бумагами стола под книжными полками. Терра сравнил его с бюстом молодого рыцаря, стоявшим на круглом столике среди роскошных альбомов. Душой системы был этот молодой рыцарь, но представлял ее усталый скептик в кресле.

— В конце концов, — взгляд дочери стал жестким, — он получил княжеский титул исключительно за неудачи. — Она отклонила возражения Терра. — Конечно, мы это не называем неудачами. Ни entente cordiale[38], ни испано-французское соглашение по поводу Марокко[39], ни африканское восстание, о котором нельзя говорить при императоре, и тем более не поражение России в войне с Японией. Но если бы это не были неудачи, почему у императора явилась такая непреодолимая потребность сгладить их, произведя своего канцлера в князья?

— Каприз императора, — сказал Терра, — императорский каприз…

— Император подписал назначение; для его обнародования недостает только официального повода. Такие поводы подвертываются почти каждодневно, и вот сейчас их почему-то нет! Император раздражен, и вполне справедливо; можно прямо усомниться в нашей изобретательности. Как? Нет повода, чтобы сделаться князем? — сказала Алиса Ланна, раздражаясь сама, после чего они оба стали прислушиваться к дыханию князя. Оно становилось слышнее.

— Графиня! Я верю в гений вашего светлейшего отца, — сказал Терра с ударением.

— Поддержите в нем только здравый смысл! От кого он зависит? — Она помолчала. Потом, внезапно насупив брови: — От слабого, трусливого монарха, жаждущего славы. Если он теперь и произведет своего канцлера в князья без всякого повода, то рано или поздно надо же, чтобы что-то произошло. Например, в Марокко. Мы должны заставить говорить о себе.

— Только бы разговоры не привели в конце концов к войне.

— Неужели вы это серьезно думаете? Игра ведется уже давно и будет продолжаться дальше в том же духе. Заметьте также, что этот рескрипт, о котором мы давно хлопочем, поможет и господину фон Толлебену сделаться статс-секретарем. Я говорю откровенно. Разве вы не должны отплатить мне тем же?

Кредитор изобразил на своем лице самую приветливую улыбку. «К чему мы придем?» — думал Терра. С мукой в сердце он сказал:

— Плачу вам тем же. Мой друг Мангольф лишен возможности когда-либо противодействовать интересам вашего супруга.

— Отлично! — сказал кредитор. — Значит, все мы можем прийти к соглашению. Ведь и вы в конце концов освободились от постоянного страха перед войной. Недаром же вы состоите при тяжелой промышленности! — добавила она совсем другим тоном. Это месть, открытая месть за измену. Она вызвала его сюда, чтобы сказать это. Удар был меткий; да, он состоит при тяжелой промышленности… Вскочив, он задел стулом железную решетку камина, она зазвенела. Ланна проснулся. Сначала блаженная улыбка. Он вспомнил, что стал князем. Потом озабоченно нахмуренный лоб при мысли о недостающем поводе. Дочь уже протягивала ему чашку кофе. Он еще сонным голосом приказал позвать к себе чиновника с бумагами для подписи.

— Ваша светлость, это моя скромная персона. — Терра подошел ближе и принес поздравленья.

— Вы давно уже здесь? — спросил князь. — Я был так занят. — С деланно-озабоченным видом: — И вы хотите, чтобы я радовался? Ах, если бы вы знали! Я могу сказать вместе с Бисмарком: никогда я не мог по-настоящему радоваться успеху. За ним немедленно следовала очередная забота. — Скорбно, но из ямочек неудержимо сияло счастье.

— Ваша светлость, вы будете со временем и герцогом, — сказал уверенно Терра.

— Герцогство принесло мало счастья моему великому предшественнику[40], — пробормотал Ланна, бросив вопросительный взгляд в сторону камина. Там возвышался герб: в самом деле — герб Бисмарка! Рейхсканцлер поместил в своей личной комнате чужой, а не свой собственный герб; он жил под эгидой чужого.