Голова бога (Приазовский репортаж)

О ночном разговоре даже не вспомнили. «Что толку оглядываться на сказанное во тьме», — думал Аркадий. Он молод, он силен, он удержит эту женщину рядом с собой. Ведь счастье — как раз в таких женщинах, украденных, отнятых у судьбы. Ну, может, не все счастье, а какая-то его часть — определенно.

Иногда просыпалась и шумно ворочалась совесть: ведь отечество, как обычно, в опасности. И лишь от него, может быть, зависит…

…Да шут с ним, с тем шпионом, — отвечало другое чувство. — В конце концов — разве его забота этим заниматься? Для этого есть полиция, городничий. Наконец, в Петербурге уже наверняка знают о смерти агента.

Утром гуляли по берегу, порой брали лодочку покататься. Аркадий изо всех сил налегал на весла, но лодку все равно сносило к берегу. Когда не было большой волны и не поднимало песок, через прозрачную воду было видно сажени на две. Порой к лодке приплывали здешние любопытные рыбы, и крошками от взятой в прогулку еды Конкордия кормила их как иные кормят птиц.

С полудюжину раз видели спины дельфинов, кои лишь утром подплывали к берегу.

К обеду возвращались к себе, после трапезы — отдыхали. Конкордия читала Аркадию какой-то роман. Тот, тем временем набрасывал на бумагу линии ее тела — обнаженной или как повезет. Устав читать, женщина ложилась отдыхать, но юноше послеобеденный сон был без надобности. Он отправлялся в путь. Заботясь о своей женщине он уже прикидывал, чем угостит ее завтра. Конечно, все сельские базарчики уже пустовали, но хозяйки охотно продавали свежие яйца, хлеб, овощи, измученные сторожа на баштанах согласны были отдавать арбузы и дыни буквально за глоток прохладной, родниковой воды. Привычный к долгим пешим прогулкам, Аркадий уходил от моря довольно далеко.

Оставшись наедине, снова и снова обдумывал обстоятельства дела с английским разведчиком. Протоирея, как видно, в минуты гелиографирования, встречали в монастыре, однако же с Ладимировским не так уж и ясно было. Художник жил небогато, и на этюды выбирался не так уж далеко от города. Иные места были у него нарисованы много раз: осенью и весной, в грозу и на солнцепеке. И джанкойские подсолнухи могли быть написаны год, два года, пять лет назад. Меж тем, ложь проверить будто бы нетрудно — каждый год крестьяне на поле стараются сеять что-то иное. Всем известно, что подсолнечник истощает землю, и после него лучше полю походить под паром, или хотя бы засеять горохом, на крайний случай — зерном. Да мало ли, что можно тут посадить? Кабачки, гарбузы, просо, овес. Не так давно была мода сажать кукурузу — ее семена одно время выдавались даром.

И ведь проверить это было совсем нетрудно — отсюда до Джанкоя было три версты.

Для бешеной собаки семь верст не расстояние, и Аркадий действительно пустился в дорогу. Колеса телег размололи на шляху землю так, что сейчас дорогу укрывал слой тончайшей пыли. Босые ноги иногда уходили в нее до щиколоток. Палило солнце, ветер порой бросал пыль в глаза, за шиворот.

— Облачка… — бормотал Аркадий под нос. — Где облачка? Хоть бы одно, как на картине…

Наконец, поднявшись на холм, увидал за рощей купол джанкойской церквушки. Перед ней зеленела роща, а меж ней и Аркадием… Разочарованию его не было предела.

Подсолнечник рос действительно на том месте, где его изобразил Ладимировский.

В степи, словно смеясь над разочарованием юноши, заканючил сарыч.

* * *

…До тех дней Аркадий и не предполагал, что можно быть настолько счастливым.

Ночью Аркадий и Конкордия купались нагишом в теплом, словно парное молоко, море. Оно шептало что-то на своем древнем языке, пока они любили друг друга в полосе прибоя. Порой казалось, что на земле нет больше никого, и край сей именуется Эдемом.

Конордия дарила ему ласки в этом городе малоизвестные. И пока она чародействовала, он лежал на спине, глядя, как над ними кружила луна и звезды.

— Конкордия, будьте моей мечтой! — прошептал он.

— Дурачок… — ответила она, отвлекаясь на мгновение. — Я и так с тобой.

— Луна… — не то шептал, не то думал он…

Вернувшись к себе в комнату, они ужинали жареными бычками — рыбкой мелкой, костлявой, но вкусной, от которой, как от жареных же семечек. Рыбу запивали квасом, снятым с ледника.

Собравшись с духом, Аркадий будто пошутил:

— После того, что между нами было, я, как порядочный человек, должен на вас жениться.

— К твоему счастию, я достаточно беспорядочна и того не требую.

— И все же… — ради торжественного случая Аркадий перешел на «Вы» — Я намерен предлагать вам конечности, сердце…

— Ах… Все предлагают сердце, никто не предлагает мозги.

— И все же, Конкордия… Вы будете моей женой? Скажите прямо.

— Бросьте. Вы разве не знаете, что руку и сердце предлагают вместе с кольцом?

— Я добуду вам кольцо, — ответил Аркадий, краснея.

— Добудете. Непременно добудете. Но не сегодня. Подумайте, ведь наш брак разрушит вашу жизнь. Вас осудят, не дадут жизни в уезде.

— Плевать! Уедемте! Уедем, когда это хоть немного окончится.

Конкордия печально улыбнулась.

— Подумайте о вашей подруге. Дашеньке, кажется. Дочери городничего.