Голова быка

— Чепуха. Спросите меня, где засели Черепа или Общество Зейца, я вам отвечу. Слухи питают нашу землю в той же степени, что питаются нами самими, нужно только суметь найти в них правду. Но вот если о чем-то даже слухов не ходит, то вывод очевиден: этого не существует.

… И охоту на меня тоже открыли несуществующие члены несуществующего круга. Впрочем, на этот аргумент у Эйзенхарта тоже нашелся ответ.

— На вас никто не охотился. Это та же инсценировка, призванная отвлечь внимание… хотя, не скрою, я уверен, что тот, кто это устроил, получил моральное удовлетворение, отплатив вам за то, что вы нарушили его планы.

— И кто же этот некто? В последней вашей версии, насколько я помню, фигурировал лишь таинственный заказчик — и несуществующее общество Быков.

Эйзенхарт с жалостью взглянул на меня.

— А вы еще не поняли? Бедный доктор, — протянул он. — Должно быть, тяжело смотреть представление лишь со второго акта. Я бы вам рассказал все, но… если Судьбе будет угодно, вы и сами все увидите.

У меня не было сомнений в том, что за всеми этими загадками и недомолвками кроется стройная и логичная версия, но, к сожалению, было ясно, что Эйзенхарт не планирует ею поделиться.

Я покачал головой.

— Вы несете какую-то бессмыслицу. Быть может, вам следует вместо управления отправиться домой? Уверен, утром вы сможете выстроить свои мысли более… гладко.

"Адекватно", хотел сказать я, но вовремя прикусил язык. И все же, состояние Виктора начинало вызывать у меня беспокойство. Быть может, я переоценивал Эйзенхарта, и никакой версии не было? И весь этот балаган с ответами невпопад, энигматическими сентенциями и странными прогулками через половину города (я так и не понял, почему Виктор не мог просто пересказать мне полученную от миссис Марек информацию, какой бы важной в его представлении она не была) были вызваны не его несносным характером и склонностью к театральщине, а чем-то иным? К сожалению, определить это я не мог. Алкоголем от него не пахло, да и наше совместное посещение безымянного кабака в Семи Лестницах дало мне понять, что Виктор был не из тех, кого спиртное легко сшибает с ног, не было вокруг него и запаха, стоящего в опиумных курильнях; лихорадочно блестевшие глаза можно было списать на усталость и переутомление.

— Отправляйтесь домой, — еще раз посоветовал я, впрочем, не надеясь, что Виктор последует моему совету. Если я и успел что-то узнать об Эйзенхарте за первые полгода знакомства, так это то, что поступит он все равно только считаясь со своим мнением.

Глава 6

Комиссар Роббе неслышно отворил дверь и вошел в кабинет — вернее, собрался было войти, но осуществить намерение помешали бумаги, устилавшие пожелтевшую от времени паркетную доску. Поддев несколько листов носком войлочного тапочка, он все-таки проскользнул внутрь.

— На тебя тут архив жалуется, — сообщил он своему подчиненному. — Говорит, ты их обокрал. Вижу, это так.

— Хм-м?

Эйзенхарт поднял глаза от раскрытого досье.

— Здесь должна быть какая-то схема, — комиссар осторожно пробрался к креслу для посетителей. Привычка Виктора сортировать бумаги прямо на полу, вместо того, чтобы использовать для этого тесный узкий стол, была ему хорошо известна, поэтому можно было сказать, что сделал он это с определенной сноровкой, полученной вместе с опытом. — Иначе бы ты не стал запрашивать все дела на Быков за последние десять лет, верно?

— Почему ты спрашиваешь?

Комиссар помедлил с ответом.

— Ты выглядишь… уставшим.

Это было правдой: даже тусклый свет настольной лампы не мог скрыть заострившиеся черты и темные круги под глазами.

— Только не начинай, — скривился Эйзенхарт. — Мне сейчас разве что рукава в поисках следов от уколов не закатывали.

— Были причины их искать?

Эйзенхарт закатил глаза.

— Я тебе давал хоть один повод во мне усомниться?

— Тысячу и два. И все же, — комиссар смягчился, — тебе стоит отдохнуть. Я уже третью ночь вижу тебя в управлении.

— Отдохну тогда, когда ты перестанешь разговаривать со мной как с одним из своих птенцов, — криво улыбнулся Виктор, подкладывая досье к стопке в центре комнаты.

— Только когда ты перестанешь вести себя как они, — парировал комиссар. На мгновение, при упоминании его двух шалопаев-сыновей, его меланхоличное лицо осветилось отцовской гордостью.

— Значит, никогда. Но, если серьезно, ты сам знаешь, что мне не до отдыха, пока дело М. у меня на столе.

— Почему? В этот раз он никому не угрожает и не ставит требований, а значит, ты вполне можешь позволить себе отвлечься на пару часов.

Еще одна папка с делом легла на паркет — но на этот раз ближе к восточному углу.

— Я бы не был в этом уверен, — заметил Эйзенхарт. — До сих пор он использовал Роберта как ниточку, за которую можно меня дергать. Но эту нить можно в любой момент оборвать. Я проверил, выгулял его сегодня по улицам: за нами следили, и это были не люди Конрада.

На лице комиссара появилось обеспокоенное выражение.

— Ты говорил с ним об этом?

— Не то чтобы это было возможно в нашей ситуации… — уклончиво ответил Эйзенхарт. — Но вот ты — ты мог бы с ним поговорить! Ты все еще завтракаешь у Лейнер?